Зощенко рассказы для детей ошибка

Ошибка

Однажды Ленин работал в своем кремлевском кабинете. И ему понадобился список всех членов коллегии Наркомзема.

Он хотел просмотреть этот список, чтобы включить туда еще нескольких сотрудников.

Ленин позвонил. Пришла дежурная сотрудница секретариата.

Ленин сказал ей:

– Пожалуйста, дайте мне всю коллегию Наркомзема.

Дежурная поспешно вышла из кабинета. Она была очень удивлена.

Только вчера вся коллегия Наркомзема была на совещании у Ленина. И вот сегодня опять нужно всех собирать.

Дежурная взяла список коллегии и стала звонить каждому по телефону, приглашая немедленно явиться к Ленину.

Но членов коллегии было много. И надо было затратить по крайней мере полчаса, чтобы всех обзвонить.

Вот наша дежурная сотрудница, охая и вздыхая, звонит по телефону.

Но вдруг из кабинета Ленина раздается три звонка. Это значит, что Ленин требует к себе секретаря.

Секретарь, товарищ Фотиева, немедленно спешит в кабинет.

Ленин строго ей говорит:

– Я не понимаю, что делается у вас в секретариате. Я попросил дать список членов коллегии Наркомзема. Но вот проходит пятнадцать минут, и до сих пор я списка не имею.

Товарищ Фотиева вернулась в секретариат и там узнала, что произошло досадное недоразумение: вместо того чтобы дать список фамилий, эта дежурная, оказывается, приглашает всю коллегию к Ленину.

Узнав, что Ленину нужен список, а не сами сотрудники, дежурная расплакалась. Ей было досадно, что произошла такая ошибка. И она подумала, что ей попадет за это.

Фотиева взяла нужные бумаги и, войдя в кабинет, стала, смеясь, рассказывать о том, что случилось.

Она подумала, что и Ленин сейчас посмеется вместе с пей, узнав о такой комичной ошибке.

Но, взглянув на Ленина, она увидела, что он не смеется, что он нахмурился и, видать, недоволен.

Задумчиво и как бы про себя Ленин говорит:

– Неужели же я мог сказать такую неточную фразу?.. Да, действительно, я так и сказал: «Дайте мне всю коллегию…»

Товарищ Фотиева говорит Ленину:

– Владимир Ильич, вы, пожалуйста, извините нашу сотрудницу. Она еще неопытный человек. Недавно у нас работает.

Ленин говорит:

– Но она и не виновата. Это я ошибся. Я неточно выразил свою мысль. Это я виноват.

Наша молоденькая дежурная буквально просияла от радости, когда узнала от Фотиевой, что сказал Ленин.

Она вытерла слезы. Потом засмеялась. И вдруг сказала Фотиевой:

– Вы знаете, в прошлом году я работала машинисткой в одной канцелярии. И там начальник канцелярии продиктовал мне неверную фразу. Вы думаете, что он признался в своей ошибке? Нет, он накричал на меня, сказал, что это я перепутала и что меня нужно выгнать со службы. Я семь дней плакала: так мне это было досадно… А сегодня я огорчилась по своей глупости. Я не знала, что у Ленина такой справедливый характер.

Товарищ Фотиева сказала:

– Нет, это не только справедливость. Признаться в своей ошибке, не переложить ее на чужие головы – это самая прекрасная и, пожалуй, самая редкая черта человеческого характера. Однако вам не надо было плакать: надо быть мужественной во всех случаях жизни.

Между тем в секретариат стали приходить вызванные члены коллегии Наркомзема. Все они были не особенно довольны, когда узнали, что их напрасно вызвали.

Но один из сотрудников сказал:

– Нет, я огорчаюсь не потому, что меня потревожили. Мне единственно жалко, что я сегодня не увижу Ленина.

Другие сотрудники согласились с этим и стали расходиться по домам.

Вы читали рассказ Зощенко: Ошибка: из цикла рассказов о Ленине Михаила М Зощенко.

В деревню Батово гитлеровцы, к удивлению всех, завезли крупную партию балалаек.

Несколько больших ящиков они выгрузили на станции и там прикрыли их брезентом. А два ящика из этой партии они доставили в деревню на крестьянской телеге.

Привёз эти балалайки штатский немец средних лет. Это был усатый, франтовато одетый человек в соломенной шляпе и с тросточкой в руках.

Когда везли балалайки, он сидел позади телеги, свесив вниз свои толстые ноги, обутые в жёлтые ботинки. В одной руке у него была дымящаяся сигара, в другой — тросточка с серебряным набалдашником.

По-русски этот иностранец говорил вполне порядочно. Именно поэтому (как он впоследствии доложил людям) владелец музыкальной фирмы послал его на Восток.

Привёз эти балалайки штатский немец средних лет. Это был усатый, франтовато одетый человек в соломенной шляпе и с тросточкой в руках.Когда везли балалайки, он сидел позади телеги, свесив вниз свои толстые ноги, обутые в жёлтые ботинки. В одной руке у него была дымящаяся сигара, в другой — тросточка с серебряным набалдашником.По-русски этот иностранец говорил вполне порядочно. Именно поэтому (как он впоследствии доложил людям) владелец музыкальной фирмы послал его на Восток.

Вокруг его телеги собрались люди. Но это были ребята и женщины. Мужчин среди них не было. И немец выразил сожаление, что мужчины отсутствуют, так как именно их может заинтересовать то, что он привёз.

Когда ящики сняли с телеги и поставили во двор, представитель музыкальной фирмы произнёс краткую речь перед собравшимися. Он снял свою соломенную шляпу и сказал:

— Добрый день, господа! Владелец моей фирмы направил меня в русскую деревню продать этот товар крестьянам, для того, чтобы они, добросовестно работая на наше государство, имели бы по вечерам разумное развлечение.

Тут представитель фирмы сказал несколько слов о влиянии музыки на работоспособность человека. Причём подчеркнул, что идея завезти балалайки в русскую деревню всецело одобрена военным командованием. Именно военное командование разрешило послать этот музыкальный груз по железной дороге — что сейчас не является сколько-нибудь обыкновенным делом. Однако родственная связь с одним штабным генералом позволила владельцу его музыкальной фирмы послать эти балалайки вне всякой очереди и даже наравне с авиабомбами.

Сказав о военном командовании, представитель музыкальной фирмы энергично взмахнул своей тросточкой, желая подчеркнуть этим всю военную значительность его коммерческой операции.

Засим представитель фирмы сказал, что отпуск балалаек будет производиться только лишь в обмен на сельскохозяйственные продукты. Тут он вынул из кармана записную книжку и громко зачитал — из какого рассчёта будет происходить мена. Так, например, за обычную балалайку следует сдать шестнадцать килограммов зерна либо сорок куриных яиц. Однако вместо зерна и яиц допустимо сдать два кило мяса или же полторы куры.

Это расписание — сколько надо сдавать за каждую взятую балалайку — коммерсант обещал вывесить на воротах.

Закругляя речь, он сказал жителям деревни:

— Итак, господа, завтра, в воскресенье, я открываю продажу балалаек. Прошу объявить об этом всему населению вашей уважаемой деревни.

Но тут одна женщина, которая слушала эту речь, сказала приезжему коммерсанту, что он, видимо, напрасно привёз сюда этот товар, так как у них в деревне никто на балалайке не играет.

Представитель музыкальной фирмы не без тревоги спросил:

— А на чём же у вас играют?

Женщина сказала:

— Сейчас у нас вообще никто не играет. А до войны некоторой симпатией у нас пользовалась гитара, отчасти аккордеон и, наконец, рояль, находящийся в нашем колхозном клубе. Но, во всяком случае, не балалайки.

Представитель музыкальной фирмы сказал:

— Не знаю, господа, у нас во всех справочниках отмечено, что вы, русские, играете на балалайках и что балалайки — это ваш любимый национальный инструмент.

Многие засмеялись, а женщина сказала:

— До войны у нас в колхозе был великорусский оркестр, куда входили и балалайки. Но самостоятельной игры на балалайках, как бывало когда-то, у нас давно уже нет. Во всяком случае, я не помню, когда это было. Может быть, до революции. А может быть, и в прошлом столетии.

Немецкий коммерсант торопливо спросил:

— А как у вас в других деревнях? На чём там теперь играют?

Ему ответили:

— В других деревнях, вероятно, то же самое, что и у нас. Конечно, там могут найтись любители балалаечной игры, но редко. И это, главным образом, будут подростки лет по двенадцати.

Представитель фирмы сердито сказал:

— Чёрт вас знает, русских, как вы быстро меняетесь! У нас про вас сказано одно, а теперь, оказывается, у вас другое. Должно быть, владелец моей фирмы не учёл вашу перемену. Однако, может быть, эта перемена не столь ещё велика. В общем, мы завтра увидим.

На следующий день представитель музыкальной фирмы открыл продажу балалаек.

На воротах он укрепил вывеску с нарисованной балалайкой. А под вывеской наклеил листок с указанием, из какого расчёта жители деревни могут приобретать себе балалайки.

На дворе стоял длинный стол. И там, помимо балалаек, лежали ещё губные гармошки и свистульки из разноцветной пластмассы. Там же красовались весы и различная тара для сельскохозяйственных продуктов.

Представитель музыкальной фирмы нервно ходил по двору, помахивая своей тросточкой. И зычным голосом он приглашал зайти каждого, кто ошибочно или из любопытства заглядывал во двор.

Однако за весь день никто у него ничего не купил. За исключением, впрочем, одной свистульки, каковую он продал одному семилетнему малышу.

Через день представитель фирмы грузил свои ящики на подводу. Он был до крайности сердит и расстроен. Он сказал одному человеку, который пользовался доверием у гитлеровцев:

— Ну хорошо, допустим, ошибся в этом вопросе мой владелец музыкальной фирмы. Допустим, он ошибочно послал в русскую деревню то, в чём здесь теперь никто не нуждается. Но что же смотрело военное командование? О чём думали наши штабные генералы, давая срочное разрешение везти сюда балалайки? Вот в этом я вижу крупную ошибку военного характера.

Сельское лицо, пользующееся доверием у гитлеровцев, промолчало. И тогда представитель музыкальной фирмы сердито добавил:

— В этом печальном факте я, к сожалению, усматриваю нашу стратегическую ошибку, основанную на неточном знании противника в его современном преломлении.

Крепко чертыхаясь по-русски и по-немецки, коммерсант сел в телегу позади ящиков и, дымя сигарой, отбыл на станцию. 

Ошибочка

Сегодня день-то у нас какой? Среда, кажись. Ну да, среда. А это в понедельник было. В понедельник народ у нас чуть со смеху не подох. Потому смешно уж очень. Ошибка вышла.

Главное, что народ-то у нас на фабрике весь грамотный. Любого человека разбуди, скажем, ночью и заставь его фамилию свою написать — напишет.

Потому тройка у нас была выделена очень отчаянная. В три месяца ликвидировала всю грамотность. Конечно, остались некоторые не очень способные. Путали свои фамилии. Гусев, например, путал. То «сы» не там выпишет, то росчерк не в том месте пустит, то букву «гы» позабудет. Ну, а остальные справлялись.

И вот при таком-то общем уровне такой, представьте, ничтожный случай.

Главное, кассир Еремей Миронович случайно заметил. В субботу, скажем, получка, а в понедельник кассир ведомость проверяет — просчета нет ли. И чикает он на счетах и вдруг видит в ведомости крестик. Кругом подписи, а тут в графе — крестик.

«Как крестик? — думает кассир. — Почему крестик?»

Отчего это крестик, раз грамотность подчистую ликвидирована и все подписывать могут?

Поглядел кассир, видит — супротив фамилии Хлебников этот крестик.

Кассир бухгалтеру — крестик, дескать. Бухгалтер секретарю. Секретарь дальше.

Разговоры пошли по мастерским: вот так тройка! За такое, дескать, время грамотность не могли ликвидировать.

Предзавком бежит в кассу. Ведомость велит подать. Тройка тут же, вокруг кассы колбасится. Глядят. Да, видят — крестик супротив Хлебникова.

— Какой это Хлебников? — спрашивают. — Отчего это Хлебников не ликвидирован? Отчего это все грамотные и просвещенные, а один Хлебников пропадает в темноте и в пропасти? И как это можно? И чего тройка глядела и каким местом думала?

А тройка стоит тут же и плечами жмет. Вызвали Хлебникова. А он квалифицированный токарь. Идет неохотно. Спрашивают его:

— Грамотный?

— Грамотный, — говорит.

— Можешь, — спрашивают, — фамилию подписывать?

— Могу, — говорит. — Три, говорит, месяца ликвидировали.

Предзавком руками разводит. Тройка плечами жмет. А кассир ведомость подает.

Дали ведомость Хлебникову. Спрашивают:

— Кто подписывал крестик?

Глядел, глядел Хлебников.

— Да, — говорит, — почерк мой. Я писал крестик. Пьяный был дюже. Не мог фамилию вывести.

Тут смех вокруг поднялся.

Тройку все поздравляют — не подкачали, дескать.

Хлебникову руку жмут.

— Ну, — говорят, — как гора с плеч. А мы-то думали, что ты, Хлебников, по сие время, как слепой, бродишь в темноте и в пропасти…

А за вторую половину месяца, при всей своей грамотности, Хлебников снова спьяна вывел крестик. Но этому никто уж не удивлялся. Потому — привыкли. И знали, что человек грамотный.

Понравилось произведение? Поделись с другом в соцсетях:

Рассказы Михаила Зощенко для детей