Все человеческие ошибки суть нетерпение - ErrorsMaster.ru - большая энциклопедия ошибок и их решений

Франц Кафка — чешский писатель XX века, бо́льшая часть работ которого была опубликована посмертно. Его произведения, пронизанные абсурдом и страхом перед внешним миром и высшим авторитетом, способные пробуждать в читателе соответствующие тревожные чувства, — уникальное явление в мировой литературе. Лучшие цитаты Франца Кафки о жизни собраны в этом разделе.

Кто уходит, того нетрудно любить.

Истинный путь идет по канату, который натянут не высоко, а над самой землей. Он предназначен, кажется, больше для того, чтобы о него спотыкаться, чем для того, чтобы идти по нему.

Движение лишает нас возможности созерцания. Наш кругозор сужается. Сами того не замечая, мы теряем голову, не теряя жизни.

Только люди, пораженные одинаковым (одним) недугом, понимают друг друга.

Все человеческие ошибки суть нетерпение, преждевременный отказ от методичности, мнимая сосредоточенность на мнимом деле.

Эстетически наслаждаться бытием можно, только смиренно живя по законам нравственности.

Жизнь все время отвлекает наше внимание; и мы даже не успеваем заметить, от чего именно.

Есть два главных человеческих греха, из которых вытекают все прочие: нетерпение и небрежность. Из-за нетерпения люди изгнаны из рая, из-за небрежности они не возвращаются туда. А может быть, есть только один главный грех: нетерпение. Из-за нетерпения изгнаны, из-за нетерпения не возвращаются.

Кто в мире любит своего ближнего, совершает не большую и не меньшую несправедливость, чем тот, кто любит в мире себя самого. Остается только вопрос, возможно ли первое.

Книга должна быть топором для замерзшего в нас моря.

Многие тени усопших заняты только тем, что лижут волны реки смерти, потому что она течет от нас и еще сохраняет соленый вкус нашего моря. От отвращения река эта вздымается, начинает течь вспять и несет мертвых назад в жизнь. А они счастливы, поют благодарственные песни и гладят возмущенную реку.

Между настоящим чувством и его описанием проложена, как доска, предпосылка, лишенная всяких связей.

Счастье исключает старость. Кто сохраняет способность видеть прекрасное, тот не стареет.

Начиная с определенной точки, возврат уже невозможен. Этой точки надо достичь.

Это лирика: гладить мир, вместо того чтобы хватать его… Это еще не искусство. Это выражение впечатлений и чувств — робкое ощупывание мира. Глаза еще мечтательно прикрыты. Но со временем это проходит, а ищущая вслепую рука, возможно, отдернется, словно коснувшись огня. Но все это лишь слова. Искусство всегда дело всей личности. Потому оно в основе своей трагично.

Нет нужды выходить из дома. Оставайся за своим столом и прислушивайся. Даже не прислушивайся, жди. Даже не жди, будь неподвижен и одинок. И мир откроется тебе, он не может иначе.

Решающее мгновение человеческого развития длится вечно. Правы поэтому революционные духовные движения, объявляющие все прежнее ничтожным, ибо еще ничего не произошло.

В первый миг испуга нам лезет в голову всякий вздор, но стоит немного подумать — и все становится на свои места.

Не в состоянии ни жить, ни говорить с людьми. Полная погруженность в себя, мысли только о себе. Мне нечего сказать, никому, никогда.

Один из самых действенных соблазнов зла — призыв к борьбе.

Может быть знание о дьявольщине, но не может быть веры в нее, ибо больше дьявольщины, чем налицо, не бывает.

Не тратьте время в поиске препятствий: их может и не существовать.

Она — как борьба с женщинами, которая заканчивается в постели.

Чем шире разливается половодье, тем более мелкой и мутной становится вода. Революция испаряется, и остается только ил новой бюрократии. Оковы измученного человечества сделаны из канцелярской бумаги.

Есть решения, которые отрезают путь назад. Их непременно надо принимать.

А. очень напыщен, он думает, что весьма преуспел в добре, поскольку, будучи, очевидно, объектом всегда заманчивым, испытывает все больше искушений с совершенно неведомых ему прежде сторон.

Один из самых действенных соблазнов зла — призыв к борьбе.

А верное объяснение состоит в том, что в него вселился большой бес и прибежала тьма маленьких, чтобы служить большому.

Какие страдания не предстоят мне, какие страдания не предстоят ей, их нельзя сравнить с теми страданиями, которые были уготованы нам вместе.

Все, в том числе и ложь, служит истине. Тени не гасят солнце.

Различие взглядов, какие могут быть, скажем, на яблоко: взгляд малыша, которому надо вытянуть шею, чтобы только увидеть яблоко на доске стола, и взгляд хозяина дома, который берет яблоко и без труда подает его сотрапезнику.

Я обнаруживаю в себе только мелочность, нерешительность, зависть и ненависть к борющимся, которым я страстно желаю всех бед.

Истина — то, что нужно каждому человеку для жизни и что тем не менее он не может ни у кого получить или приобрести. Каждый человек должен непрерывно рождать её из самого себя, иначе он погибнет. Жизнь без истины невозможна. Может быть, истина и есть сама жизнь.

Первый признак начала познания — желание умереть. Эта жизнь кажется невыносимой, другая — недостижимой. Уже не стыдишься, что хочешь умереть; просишь, чтобы тебя перевели из старой камеры, которую ты ненавидишь, в новую, которую ты только еще начнешь ненавидеть. Сказывается тут и остаток веры, что во время пути случайно пройдет по коридору главный, посмотрит на узника и скажет: «Этого не запирайте больше. Я беру его к себе».

Кто отрекается от мира, должен любить всех людей, ибо он отрекается и от их мира. Тем самым он начинает догадываться об истинной человеческой сути, которую нельзя не любить, если предположить, что ты ей соответствуешь.

Я думаю, что мы должны читать лишь те книги, что кусают и жалят нас. Если прочитанная нами книга не потрясает нас, как удар по черепу, зачем вообще читать ее? Скажешь, что это может сделать нас счастливыми? Бог мой, да мы были бы столько же счастливы, если бы вообще не имели книг; книги, которые делают нас счастливыми, могли бы мы с легкостью написать и сами. На самом же деле нужны нам книги, которые поражают, как самое страшное из несчастий, как смерть кого-то, кого мы любим больше себя, как сознание, что мы изгнаны в леса, подальше от людей, как самоубийство. Книга должна быть топором, способным разрубить замерзшее озеро внутри нас. Я в это верю.

Если бы ты шел по ровной дороге, шел по доброй воле и все же отступал назад, тогда бы дело было пропащее; но поскольку ты взбираешься по отвесному склону, такому отвесному, что снизу ты сам кажешься повисшим на нем, то шаги вспять могут быть вызваны только особенностями почвы, и отчаиваться тебе не следует.

То, что годится для нас самих, непригодно для других.

Между мировосприятием и действительностью часто существует болезненное несоответствие.

Словно дорога осенью: только ее выметут, как она уже снова покрывается сухими листьями.

Все, что возможно, происходит. Возможно лишь то, что происходит.

Клетка пошла искать птицу.

Я отделен от всех вещей пустым пространством, через границы которого даже и не стремлюсь пробиться.

Доктор, дайте мне смерть — иначе вы убийца.

В этом месте я еще ни разу не был: иначе дышится, ослепительнее, чем солнце, сияет с ним рядом звезда.

Добро в каком-смысле безотрадно.

Я пишу иначе, чем говорю, говорю иначе, чем думаю, думаю иначе, чем должен думать, и так до самых темных глубин.

Если бы возможно было построить Вавилонскую башню, не взбираясь на нее, это было бы позволено.

Я пришел к выводу, что избегаю людей не затем, чтобы спокойно жить, а чтобы спокойно умереть.

Если я обречен, то обречен не только на смерть, но обречен и на сопротивление до самой смерти.

Не позволяй злу уверить тебя, что у тебя могут быть тайны от него.

Изгнание из рая в главной своей части вечно. То есть изгнание из рая окончательно и жизнь в мире неминуема, однако вечность этого процесса (или, выражаясь временными категориями,— вечная повторяемость этого процесса) дает нам все же возможность не только надолго оставаться в раю, но и в самом деле там находиться, независимо от того, знаем ли мы это здесь или нет.

Начиная с определенной точки, возврат уже невозможен. Этой точки надо достичь.

Леопарды врываются в храм и выпивают до дна содержимое жертвенных сосудов; это повторяется снова и снова, и в конце концов это может быть предусмотрено и становится частью обряда.

Поэзия преобразует жизнь.

Оставь мне мои книги. Это все, что у меня есть.

Так крепко, как рука держит камень. А держит она его крепко лишь для того, чтобы швырнуть его как можно дальше. Но дорога приведет и в ту даль.

Радости этой жизни суть не ее радости, а наш страх пред восхождением в высшую жизнь; муки этой жизни суть не ее муки, а наше самобичевание из-за этого страха.

Я хочу терзаться, хочу постоянных перемен, мне кажется, в перемене моё спасение, и ещё мне кажется, что такие небольшие перемены, которые другие совершают как бы в полусне, я же с напряжением всех сил разума, смогут подготовить меня к перемене большой, в которой я, по-видимому, нуждаюсь.

Ты — это задача. Ни одного ученика кругом.

Актер должен быть театральным. Его чувства и их выражение должны быть сильнее, чем чувства и их выражение у зрителя, для того чтобы достичь желаемого воздействия на зрителя. Чтобы театр мог воздействовать на жизнь, он должен быть сильнее, интенсивнее повседневной жизни. Таков закон тяготения — при стрельбе нужно целиться выше цели.

В большинстве своём люди вовсе не злы. Люди поступают плохо и навлекают на себя вину потому, что говорят и действуют, не представляя себе последствий своих слов и поступков. Они лунатики, а не злодеи.

При настоящем противнике в тебя вселяется безграничное мужество.

Как ни работай, все равно не заслужишь права претендовать на то, чтобы все относились к тебе с любовью, напротив, становишься одиноким, для всех чужим, и — всего лишь объектом любопытства.

Ты принадлежишь мне, я сделал тебя своей, и ни в одной сказке нет женщины, за которую сражались бы дольше и отчаяннее, чем я сражался за тебя с самим собой. Так было с самого начала, так повторялось снова и снова, и так, видно, будет всегда…

Понять, какое это счастье, что почва, на которой ты стоишь, не может быть больше, чем способны покрыть две твои ступни.

Совет — трусливое отступление перед будущим, являющимся пробным камнем нашего настоящего. Но проверки боится лишь тот, у кого нечистая совесть. Человек, не выполняющий задачи своего времени. Однако кто совершенно точно знает свою задачу? Никто. Потому у каждого из нас нечистая совесть, от которой хочется убежать — как можно скорее уснув.

Я завидую молодым. Чем старше человек становится, тем больше расширяется его кругозор. А жизненные возможности становятся всё меньше и меньше. К концу остаётся один лишь взгляд, один лишь выдох. В этот момент человек, наверное, оглядывает всю свою жизнь. В первый и последний раз.

Как можно радоваться миру? Разве только если убегаешь в него.

Угнетать ближнего куда легче, если ничего не знаешь о нем. Совесть тогда не мучает…

Судорожная веселость гораздо грустнее, чем открыто выраженная грусть.

Укрытиям нет числа, спасение лишь в одном, но возможностей спасения опять-таки столько же, сколько укрытий.

Грешны мы не только тем, что ели от дерева познания, но и тем, что не ели от дерева жизни. Грешно состояние, в котором мы пребываем, независимо от вины.

Есть цель, но нет пути; то, что мы называли путем, — это промедление.

Я не могу устоять, не могу удержаться, чтобы не восхититься достойной восхищения, и не любить, пока восхищение не будет исчерпано.

Лгут меньше всего, когда меньше всего лгут, а не тогда, когда для этого меньше всего поводов.

Делать отрицательное — это на нас еще возложено; положительное дано нам уже.

Истина неразделима, значит, она сама не может узнать себя; кто хочет узнать ее, должен быть ложью.

Теоретически существует полнейшая возможность счастья: верить в нечто нерушимое в себе и не стремиться к нему.

Стоит лишь впустить в себя зло, как оно уже не требует, чтобы ему верили.

Многие так называемые ученые транспонируют мир поэта в другую, научную сферу и добиваются таким путем славы и веса.

Через рай порока достигаешь ада добродетели.

Задние мысли, с которыми ты впускаешь в себя зло, — это не твои мысли, а зла.

Это хорошее испытание меры несчастья — дать человеку совладать с собой в одиночестве.

Возможно, моя бессоница лишь своего рода страх перед визитером, которому я задолжал свою жизнь.

Животное отнимает плетку у хозяина и стегает себя, чтобы стать хозяином, но оно не знает, что это — только фантазия, вызванная новым узлом на плетке хозяина.

Опасность длится лишь одно маленькое, ограниченное мгновение. За ним — пропасть. Если преодолеешь ее, все станет иначе. Все дело в мгновении. Оно определяет жизнь.

Форма не есть выражение содержания, а лишь приманка, ворота и путь к содержанию. Возымеет оно действие — тогда откроется скрытый задний план.

К самообладанию я не стремлюсь. Самообладание означает хотеть действовать в каком-то случайном месте бесконечных излучений моей духовной личности. А уж если приходится замыкать себя такими кругами, то предпочитаю делать это бездеятельно, просто дивясь этой чудовищной совокупности и унося домой лишь подкрепление, которое, е contrato («Наоборот», лат.), дает этот взгляд.

Не позволяй злу уверить тебя, что у тебя могут быть тайны от него.

Один из самый действенных соблазнов зла — призыв к борьбе.

Вороны утверждают, что одна-единственная ворона способна уничтожить небо. Это не подлежит сомнению, но не может служить доводом против неба, ибо небо-то как раз и означает невозможность ворон.

Задние мысли, с которыми ты впускаешь в себя зло, — это не твои мысли, а зла.

Мученики не недооценивают тела, они стараются возвысить его на кресте. В этом они едины со своими противниками.

Человек давно отказался от участия в создании мира и ответственности за него.

Высказанная вслух мысль сразу же и окончательно теряет значение; записанная, она тоже всегда его теряет, зато иной раз обретает новый смысл.

Его усталость — это усталость гладиатора после боя, его работа состояла в том, что он белил угол канцелярского помещения.

Большинство современных книг — лишь мерцающие отражения сегодняшнего дня. Они очень быстро гаснут. Старое же обнаруживает свою сокровеннейшую ценность — долговечность. Лишь бы новое — это сама преходящность. Сегодня оно кажется прекрасным, а завтра предстает во всей своей нелепости. Таков путь литературы.

Не могу спать. Одни сновидения, никакого сна…

Нет обладания, есть только бытие, только жаждущее последнего вздоха, жаждущее задохнуться бытие.

Только заядлый браконьер может быть строгим лесничим.

Это глупо. На это нельзя ответить. Разве можно предсказать, как будет биться сердце в ближайшее время? Перо ведь только сейсмографический грифель сердца. Им можно регистрировать землетрясения, но не предсказывать их.

Раньше я не понимал, почему не получаю ответа на свой вопрос, сегодня не понимаю, как мог я думать, что можно спрашивать. Но я ведь и не думал, я только спрашивал.

Театр сильнее всего воздействует тогда, когда он делает нереальные вещи реальными. Тогда сцена становится перископом души, позволяющим заглянуть в действительность изнутри.

Бодрствуя, мы идём сквозь сон – сами лишь призраки ушедших времён.

Его ответом на утверждение, что он, может быть, и владеет, но не существует, были только дрожь и сердцебиенье.

Вся жизнь — лишь путь к смерти.

Так как хуже уже быть не могло, стало лучше.

Некто удивлялся тому, как легко ему идти путем вечности; а он стремглав несся по этому пути вниз.

Ответы — лишь желания и обещания. Но они не дают уверенности.

То, что мы называем злом, является всего лишь неизбежностью в нашем бесконечном развитии.

Злу нельзя платить в рассрочку — а непрестанно пытаются.

Мы были созданы, чтобы жить в раю, рай был предназначен для того, чтобы служить нам. Наше назначение было изменено; что это случилось и с назначением рая, не говорится.

То, что для нас четверых возможно и терпимо, для этого пятого невозможно и нетерпимо. Кроме того, нас четверо, и мы не хотим, чтобы нас было пятеро.

Можно допустить, что Александр Великий, несмотря на военные успехи своей молодости, несмотря на отличное войско, которое он создал, несмотря на устремленные изменить мир силы, которые он в себе чувствовал, остановился бы у Геллеспонта и никогда не переступил бы его, причем не от страха, не от нерешительности, не из-за слабой воли, а из-за земной тяжести.

Между вопрошающим и отвечающим нет расстояний. Никаких расстояний преодолевать не надо. Потому вопросы и ожидание бессмысленно.

Актёр должен быть театральным. Его чувства и их выражение должны быть сильнее, чем чувства и их выражение у зрителя, для того чтобы достичь желаемого воздействия на зрителя. Чтобы театр мог воздействовать на жизнь, он должен быть сильнее, интенсивнее повседневной жизни. Таков закон тяготения. При стрельбе нужно целиться выше цели.

Путь бесконечен, тут ничего не убавишь, ничего не прибавишь, и все же каждый прикладывает к нему свой детский аршин. «Конечно, ты должен пройти еще этот аршин пути, это тебе зачтется».

В жизни множество преград, и тем они выше, чем выше цели.

Я обычно решаю проблемы, позволяя им поглотить меня.

Только наше понятие о времени заставляет нас называть Страшный суд именно так, по сути, это военно-полевой суд.

Путь от головы к перу намного длиннее и труднее, нежели путь от головы к языку.

Несообразность мира кажется, к утешению, лишь количественной.

Всеми страданиями вокруг нас должны страдать и мы. У всех у нас не одно тело, но одно развитие, а это проводит нас через все боли в той или иной форме.

Опустить на грудь голову, полную отвращения и ненависти.

Нет ничего другого кроме духовного мира; то, что мы называем чувственным миром, есть зло в мире духовном, а то, что мы называем злом, есть лишь необходимость какого-то момента нашего вечного развития.

Угнетать ближнего куда легче, если ничего не знаешь о нем. Совесть тогда не мучает…

Охотничьи собаки еще играют во дворе, но дичь от них не уйдет, сколько бы уже сейчас ни металась она по лесам.

Только люди, пораженные одним недугом, понимают друг друга.

При настоящем противнике в тебя вселяется безграничное мужество.

Смешно оснастился ты для этого мира.

Надо спокойно разбираться в себе, не торопиться с выводами, жить, как подобает, а не гоняться, как собака за собственным хвостом.

Всё несчастье моей жизни происходит от писем или от возможности их писать.

Чем больше ты впряжешь лошадей, тем скорее пойдет дело — то есть не скорее вырвешь из фундамента глыбу — это невозможно, — а скорее порвешь ремни и поедешь весело налегке.

Общение с людьми совращает к самоанализу.

Смысл жизни в том, что она имеет свой конец.

Слово «быть»(sein) обозначает на немецком языке и существование, и принадлежность кому-то.

Случайность существует лишь в нашей голове, в нашем ограниченном восприятии. Она — отражение границ нашего познания. Борьба против случайности — всегда борьба против нас самих, борьба, в которой мы никогда не можем стать победителями.

Им было предоставлено на выбор стать царями или гонцами царей. По-детски все захотели стать гонцами. Поэтому налицо одни гонцы, они носятся по миру и за отсутствием царей сами сообщают другу другу вести, которые стали бессмысленны. Они бы рады покончить со своей несчастной жизнью, но не осмеливаются из-за присяги.

Моя тюремная камера — моя крепость.

Добро в каком-то смысле безотрадно.

Верить в прогресс не значит верить, что прогресс уже состоялся. Это не было бы верой.

Умереть сейчас значило бы ни что иное, как погрузить Ничто в Ничто, но чувства не могли бы с этим смириться, ибо можно ли, даже ощущая себя как Ничто, сознательно погрузить себя в Ничто, причем не просто в Ничто, а в Ничто бурлящее, чье ничтожество состоит лишь в его непостижимости.

В борьбе мира с тобой встань секундантом на сторону мира.

А. — виртуоз, и небо его свидетель.

Оставь мне мои книги! Это все, что у меня есть.

Животное отнимает плетку у хозяина и стегает себя, чтобы стать хозяином.

Человек не может жить без постоянного доверия к чему-то нерушимому в себе, причем и это нерушимое, и это доверие могут долго оставаться для него скрыты. Одно из проявлений этой скрытости — вера в личного бога.

Coitus как кара за счастье быть вместе.

Дух лишь тогда делается свободным, когда он перестает быть опорой.

Нужно было посредничество змея: зло может соблазнить человека, но не может стать человеком.

Начиная с определенной точки, возврат уже невозможен. Этой точки надо достичь.

Некровавых сказок не бывает. Всякая сказка исходит из глубин крови и страха. Это роднит все сказки. Внешняя оболочка различна. В северных сказках не так много пышной фауны фантазии, как в сказках африканских негров, но зерно, глубина тоски одинаковы.

В борьбе между тобой и миром будь секундантом мира.

На самом деле поэт гораздо мельче и слабее среднего человека. Потому он гораздо острее и сильнее других ощущает тяжесть земного бытия. Для него самого его пение — лишь вопль.

Ты можешь отстраняться от страданий мира, это тебе разрешается и соответствует твоей природе, но, быть может, как раз это отстранение и есть единственное страдание, которого ты мог бы избежать.

Никого нельзя обманывать, в том числе и мир, насчет его победы.

Такой ощущение, будто меня связали, и одновременно другое ощущение, будто, если бы развязали меня, было бы еще хуже.

Для здорового человека жизнь, собственно говоря, лишь неосознанное бегство, в котором он сам себе не признается, — бегство от мысли, что рано или поздно придется умереть.

Нет ничего другого, кроме духовного мира; то, что мы называем чувственным миром, есть зло в мире духовном, а то, что мы называем злом, есть лишь необходимость какого-то момента нашего вечного развития.

Поэзия — болезнь. Сбить температуру еще не значит выздороветь. Напротив! Жар очищает и просветляет.

Поэты пытаются заменить людям глаза, чтобы тем самым изменить действительность. Потому они, в сущности, враждебные государству элементы, — они ведь хотят перемен. Государство же и вместе с ним все его преданные слуги хотят незыблемости.

Сильнейшим светом можно упразднить мир. Перед слабыми глазами он становится тверд, перед еще более слабыми у него появляются кулаки, перед еще более слабыми он становится стыдлив и уничтожает того, кто отваживается взглянуть на него.

Люди очень много и очень громко говорят, для того чтобы сказать как можно меньше. Это очень шумное молчание. По-настоящему существенны и интересны при этом лишь закулисные сделки, о которых не упоминают ни единым словом.

Мы были созданы, чтобы жить в раю, рай был предназначен для того, чтобы служить нам. Наше назначение было изменено; что это случилось и с назначением рая, не говорится…

Всё обман: искать минимума заблуждений, оставаться при обыкновенном, искать максимума. В первом случае обманываешь добро, чересчур облегчая себе его достижение, и зло, ставя ему слишком невыгодные условия борьбы. Во втором случае обманываешь добро, даже не стремясь к нему, стало быть, в земных делах. В третьем случае обманываешь добро, как можно дальше от него удаляясь, и зло, надеясь обессилить его преувеличением. Предпочесть следовало бы, значит, второй случай, ибо добро обманываешь всегда, а зло в этом случае не обманываешь хотя бы с виду.

В одном и том же человеке есть опыт, который при полной своей неодинаковости имеет все-таки один и тот же объект, а из этого следует, что в одном и том же человеке не может не быть разных субъектов.

Моя тюремная камера — моя крепость.

Есть вопросы, мимо которых мы не смогли бы пройти, если бы от природы не были освобождены от них.

Обычное — уже само по себе чудо! Я только записываю его. Возможно, что я немного подсвечиваю вещи, как осветитель на полу затемненной сцене. Но это неверно! В действительности сцена совсем не затемнена. Она полна дневного света. Потому люди зажмуривают глаза и видят так мало.

Вера — это топор гильотины, так же тяжела, так же легка.

Все, что вне чувственного мира, язык может выразить только намеками, но никак не сравнениями, даже и приблизительно, потому что язык, в соответствии с чувственным миром, тоскует только об обладании и о том, что с таковым связано.

Верить в прогресс не значит верить, что прогресс уже состоялся. Это не было бы верой.

Поэзия преобразует жизнь.

Лгут меньше всего, когда меньше всего лгут, а не тогда, когда для этого меньше всего поводов.

Истина — то, что нужно каждому человеку для жизни и что тем не менее он не может ни у кого получить или приобрести. Каждый человек должен непрерывно рождать ее из самого себя, иначе он погибнет. Жизнь без истины невозможна. Может быть, истина и есть сама жизнь.

Творчество для художника — страдание, посредством которого он освобождает себя для нового страдания. Он не исполин, а только пестрая птица, запертая в клетке собственного существования.

Лестничная ступенька, не вытоптанная ногами, есть сама по себе нечто деревянное, грубо сколоченное.

Зло бывает порой в руке, как орудие; узнанное или неузнанное, оно, не переча, позволяет отложить себя в сторону, если есть воля на то.

Что у меня общего с евреями? У меня едва ли есть что-нибудь общее с самим собой.

Многие тени усопших заняты только тем, что лижут воды реки мёртвых, так как текут они от нас и сохраняют ещё солёный привкус наших морей. Река вздымается от отвращения, устремляется вспять и выносит их в этом отливе снова в жизнь. Они же, счастливые, поют гимны благодарения, ластясь к возмущённой реке.

Нужно было посредничество змея: зло может соблазнить человека, но не может стать человеком.

Ибо мы как срубленные деревья зимой. Кажется, что они просто скатились на снег, слегка толкнуть — и можно сдвинуть их с места. Нет, сдвинуть их нельзя — они крепко примерзли к земле. Но, поди ж ты, и это только кажется.

Тот факт, что нет ничего другого, кроме духовного мира, отнимает у нас надежду и дает нам уверенность.

Я плохой советчик. Для меня дать совет, по сути, всегда значит пре-дать. Совет — трусливое отступление перед будущим, являющимся пробным камнем нашего настоящего. Но проверки боится лишь тот, у кого нечистая совесть. Человек, не выполняющий задачи своего времени. Однако кто совершенно точно знает свою задачу? Никто. Потому у каждого из нас нечистая совесть, от которой хочется убежать — как можно скорее уснув.

Наше искусство — это ослепленность истиной: истинен только свет на отпрянувшем с гримасой лице, больше ничего.

Перо не инструмент, а орган писателя.

Человек давно отказался от участия в создании мира и ответственности за него.

Изгнание из рая в главной своей части вечно. То есть хотя изгнание из рая окончательно и жизнь в мире неминуема, однако вечность этого процесса (или, выражаясь временными категориями, — вечная повторяемость этого процесса) дает нам все же возможность не только надолго оставаться в раю, но и в самом деле там находиться, независимо от того, знаем ли мы это здесь или нет.

Что если сам собой задохнешься? Если из-за настойчивого самонаблюдения отверстие, через которое ты впадаешь в мир, станет слишком маленьким или совсем закроется? Временами я совсем недалек от этого.

Он свободный и защищенный гражданин земли, ибо посажен на цепь достаточно длинную, чтобы дать ему доступ ко всем земным пространствам, и все же длинную лишь настолько, чтобы ничто не могло вырвать его за пределы земли. Но в то же время он еще и свободный и защищенный гражданин неба, ибо посажен еще и на небесную цепь, рассчитанную подобным же образом. Если он рвется на землю, его душит ошейник неба, если он рвется в небо — ошейник земли. И тем не менее у него есть все возможности, и он это чувствует; более того, он даже отказывается объяснять все это первоначальной оплошностью.

Если то, что будто бы уничтожилось в раю, поддавалось уничтожению, значит, решающего значения оно не имело; а если не поддавалось, то значит, мы живем в ложной вере.

Перо — это только сейсмографический грифель сердца. Им можно регистрировать землетрясения, но не предсказывать их.

Он бежит вслед за фактами, как начинающий конькобежец, который к тому же упражняется в таком месте, где это запрещено.

В большинстве своем люди вовсе не злы. Люди поступают плохо и навлекают на себя вину потому, что говорят и действуют, не представляя себе последствий своих слов и поступков. Они лунатики, а не злодеи.

Что радостнее, чем вера в бога домашнего очага!

Случайностями называют стечение событий, причинность которых неизвестна. Но без причинности нет мира. Поэтому случайности существуют не в мире, а только в нашей голове, в нашем ограниченном восприятии. Они — отражение границ нашего познания. Борьба против случайности — всегда борьба против нас самих, борьба, в которой мы никогда не можем стать победителями.

Две задачи начала жизни: все больше ограничивать свой круг и постоянно проверять, не спрятался ли ты где-нибудь вне своего круга.

От зрителя нельзя требовать большего, чем понимания внешней игры.

Нерушимое едино; оно — это каждый отдельный человек, и в то же время оно всеобщее, отсюда беспримерно нерасторжимая связь людей.

Между мировосприятием и действительностью часто существует болезненное несоответствие.

Мы все живем так, словно мы самодержцы. Из-за этого мы становимся нищими.

Проверь себя на человечестве. Сомневающегося оно заставляет сомневаться, верящего — верить.

Решающее мгновение человеческого развития длится вечно. Правы поэтому революционные духовные движения, объявляющие всё прежнее ничтожным, ибо ещё ничего не произошло.

Он жрет отбросы с собственного стола; благодаря этому он, правда, какое-то время более сыт, чем все, но он отучается есть сидя за столом; а из-за этого потом перестают поступать и отбросы.

Во мне, как и в других людях, есть спокойствие, уверенность, но заложены они как-то навыворот.

Уровень массы зависит от сознания единиц.

Если то, что будто бы уничтожилось в раю, поддавалось уничтожению, значит, решающего значения оно не имело; а если не поддавалось, то, значит, мы живем в ложной вере.

Жизнь — не эпизод между двумя ночами.

Каждое слово вначале озирается во все стороны и только после этого позволяет мне написать себя на бумаге.

Проверь себя на человечестве. Сомневающегося оно заставляет сомневаться, верящего — верить.

Это чувство: «здесь я не брошу якорь» — и сразу почувствовать катящиеся, несущие волны вокруг себя!

Кто познал всю полноту жизни, тот не знает страха смерти. Страх перед смертью лишь результат неосуществившейся жизни. Это выражение измены ей.

В обход. Крадучись, робея, надеясь, обходит ответ вопрос, в отчаянье вглядывается в его неприступное лицо, следует за ним самыми бессмысленными, то есть как можно дальше уводящими от ответа путями.

Обычное — уже само по себе чудо! Я только записываю его. Возможно, что я немного подсвечиваю вещи, как осветитель на полузатемненной сцене. Но это неверно! В действительности сцена совсем не затемнена. Она полна дневного света. Потому люди зажмуривают глаза и видят так мало.

Общение с людьми совращает к самоанализу.

Есть вопросы, мимо которых мы не смогли бы пройти, если бы от природы не были освобождены от них.

Задние мысли, с которыми ты впускаешь в себя зло, — это не твои мысли, а зла.

Дух лишь тогда делается свободным, когда он перестает быть опорой.

Я живу здесь так, словно уверен, что буду жить второй раз.

Зло – это излучение человеческого сознания в определенных переходных положениях. Иллюзия – это, в сущности, не чувственный мир, а его зло, которое, однако, для наших глаз и составляет чувственный мир.

Чувственная любовь скрывает небесную; в одиночку ей это не удалось бы, но поскольку она неосознанно содержит в себе элемент небесной любви, это ей удается.

При настоящем противнике в тебя вселяется безграничное мужество.

Человек может измениться только в отрицательную сторону.

Истина неразделима, значит, она сама не может узнать себя; кто хочет узнать ее, должен быть ложью.

Индивидуальность писателя в том главным образом и состоит, что свои недостатки каждый прикрывает на свой особый манер.

Истина относится к тем немногим действительно великим ценностям жизни, которые нельзя купить. Человек получает их в дар, так же как любовь или красоту.

Религии уходят как люди. Религии теряются как люди.

Почему мы ропщем на грехопадение? Не из-за него изгнаны мы из рая, а из-за дерева жизни, чтобы нам не есть от него.

Многие тени усопших заняты только тем, что лижут волны реки смерти, потому что она течет от нас и еще сохраняет солёный вкус нашего моря. От отвращения река эта вздымается, начинает течь вспять и несет мертвых назад в жизнь. А они счастливы, поют благодарственные песни и гладят возмущенную реку.

Поэзия — болезнь. Сбить температуру еще не значит выздороветь. Напротив! Жар очищает и просветляет.

Грешны мы не только тем, что ели от дерева познания, но и тем, что еще не ели от дерева жизни. Грешно состояние, в котором мы пребываем, независимо от вины.

Один утешает другого в надежде на то, что утешение это возымеет обратное действие на него самого, или страстно упивается этим обратным действием.

Ответы — лишь желания и обещания. Но они не дают уверенности.

Ни в чем нельзя быть уверенным. Поэтому ничего нельзя сказать. Можно только кричать, заикаться, хрипеть. Конвейер жизни несет человека куда-то — неизвестно куда. Человек превращается в вещь, в предмет, перестает быть живым существом.

Зло — это излучение человеческого сознания в определенных переходных положениях. Иллюзия — это, в сущности, не чувственный мир, а его зло, которое, однако, для наших глаз и составляет чувственный мир.

Сон снимает покров с действительности, с которой не может сравниться никакое видение. В этом ужас жизни — и могущество искусства.

С момента грехопадения мы, по сути, равны в способности распознавать добро и зло; тем не менее именно тут ищем мы особые свои преимущества. Но действительные различия начинаются лишь по ту сторону этого распознания. Видимость противоположности вызывается вот чем: никто не может удовлетвориться одним распознанием, а должен стараться действовать в соответствии с таковым. Но на это ему не дано силы, а потому он должен надрываться, даже рискуя все равно не обрести нужной силы, ему просто ничего другого, кроме этой последней попытки, не остается. (Таков смысл угрозы смертью при запрете есть от дерева познания; таков, может быть, и первоначальный смысл естественной смерти.) Перед этой попыткой он испытывает страх; он предпочел бы взять назад распознание добра и зла (название «грехопадение»идет от этого страха); но случившееся нельзя взять назад, а можно только замутить. Для этой цели возникают мотивации. Весь мир полон их, больше того, весь видимый мир — это, может быть, не что иное, как мотивация человека, который хочет минуты покоя. Попытка фальсифицировать факт распознания, выставить распознание лишь целью.

Молодость счастлива, потому что обладает способностью видеть прекрасное. Когда эта способность утрачивается, начинается безнадежная старость, увядание, несчастье.

Вера — как топор гильотины, так же тяжела, так же легка.

Если бы возможно было построить Вавилонскую башню, не взбираясь на неё, это было бы позволено.

Не позволяй злу уверить тебя, что у тебя могут быть тайны от него.

Смерть перед нами — примерно как картина на стене класса, изображающая битву Александра Македонского. Все дело в том, чтобы еще в этой жизни затмить картину своими деяниями или совсем погасить.

Судорожная веселость гораздо грустнее, чем открыто выраженная грусть.

У человека есть свобода воли, причем троякая. Во-первых, он был свободен, когда пожелал этой жизни; теперь он, правда, уже не может взять ее назад, ибо он уже не тот, кто тогда хотел ее, тот он лишь в той мере, в какой, живя, исполняет свою тогдашнюю волю. Во-вторых, он свободен, поскольку может выбрать манеру ходьбы и путь этой жизни. В-третьих, он свободен, поскольку тот, кто некогда будет существовать снова, обладает волей, чтобы заставить себя при любых условиях идти через жизнь и таким способом прийти к себе, причем дорогой хоть и избираемой, но настолько запутанной, что она ни одной дольки этой жизни не оставляет нетронутой. Это троякость свободной воли, но это ввиду одновременности и одинаковости, одинаковость по сути в такой степени, что не остается места для воли, ни свободной, ни несвободной…

При известной степени самопознания и при других благоприятствующих наблюдению за собой условиях неизбежно будешь время от времени казаться себе отвратительным.

Две возможности: делать себя бесконечно малым или быть им. Второе — завершение, значит, бездеятельность, первое — начало, значит, действие.

Что если мне приоткрыть маленькую щелочку в двери, проскользнуть змеей в соседнюю комнату и там, с пола, попросить у моих сестер и их товарки немного тишины.

Во избежание словесной ошибки: что следует деятельно разрушить, то надо сперва крепко схватить; что крошится, то крошится, но разрушить это нельзя.

Мы здесь не успокоимся до тех пор, пока мы ваши забои не превратим в салоны, а если вы в конце концов не будете погибать там в лакированных сапогах, то не успокоимся никогда.

Первое идолопоклонство было, конечно, страхом перед вещами, а в связи с этим — страхом перед необходимостью вещей, а в связи с этим — страхом перед ответственностью за вещи. Ответственность эта казалась такой чудовищной, что ее не осмеливались возложить даже на какое-то единичное внечеловеческое существо, ибо и посредничество какого-то существа еще не облегчило бы человеческую ответственность в достаточной степени, общение только с одним существом было бы еще слишком отягощено ответственностью, поэтому на каждую вещь возложили ответственность за себя самое, более того, на эти вещи возложили еще и относительную ответственность за человека.

Борьба молодости против старости, в сущности, лишь мнимая борьба… Старость — будущее молодости, которого она раньше или позже должна достичь. Зачем же бороться? Чтобы скорее постареть? Чтобы скорее уйти?

В последний раз психология!

Вера – как топор гильотины, так же тяжела, так же легка.

Проверь себя на человечестве. Сомневающегося оно заставляет сомневаться, верящего — верить.

Счастье исключает старость. Кто сохраняет способность видеть прекрасное, тот не стареет.

Признания становятся особенно ясны, когда их опровергают.

Перо не инструмент, а орган писателя.

Только здесь страдать — это страдать. Не в том смысле, что те, кто страдает здесь, где-то в другом месте из-за этого страдания будут возвышены, а в том смысле, что то, что именуется в этом мире страданием, в другом мире не изменяется, а только освобождено от своей противоположности, блаженства.

Через рай порока достигаешь ада добродетели.

Поэты протягивают руки навстречу людям. Но люди видят не дружеские руки, а судорожно сжатые кулаки, нацеленные в глаза и сердце.

Представление о бесконечной широте и полноте космоса есть результат доведенного до крайности смешения многотрудного созидания со свободным волеизъявлением.

Иметь человека, который понимал бы тебя, — это значило бы иметь опору во всем, иметь бога.

Нет обладания, есть только бытие, только жаждущее последнего вздоха, жаждущее задохнуться бытие.

Насколько тягостнее самой неумолимой убежденности в нашем теперешнем греховном состоянии, даже самая слабая убежденность в будущем, вечном оправдании нашей бренности. Только сила, с какой переносишь эту вторую убежденность, — а она в своей чистоте полностью охватывает первую — есть мера веры. Иные полагают, что помимо большого изначального обмана устраивают еще в каждом случае, специально для них, маленький особый обман, что, стало быть, когда на сцене играется любовная пьеса, у актрисы, кроме лживой улыбки для своего возлюбленного, есть еще особенно коварная улыбка для вполне определенного зрителя на галерке. Это значит заходить слишком далеко.

Лгут меньше всего, когда меньше всего лгут, а не тогда, когда для этого меньше всего поводов.

Верить в прогресс не значит верить, что прогресс уже состоялся. Это не было бы верой.

Может быть знание о дьявольщине, но не может быть веры в нее, ибо больше дьявольщины, чем налицо, не бывает.

Смерть перед нами – примерно как картина на стене класса, изображающая битву Александра Македонского. Все дело в том, чтобы еще в этой жизни затмить картину своими деяниями или совсем погасить.

Он великолепно разделывает журналистов. Только заядлый браконьер может быть таким строгим лесничим.

Грех всегда приходит открыто и ощущается сразу. Он уходит на своих корнях, и его не нужно вырывать.

Родители, ожидающие от своих детей благодарности (есть даже такие, которые ее требуют), подобны ростовщикам: они охотно рискуют капиталом, лишь бы получить проценты.

У каждого мага свой церемониал. Гайдн, например, сочинял музыку только в напудренном, как для торжеств, парике. Писание — своего рода заклинание духов.

Всеми страданиями вокруг нас должны страдать и мы. У всех у нас не одно тело, но одно развитие, а это проводит нас через все боли в той или иной форме. Как дитя проходит в своем развитии через все стадии жизни вплоть до старости и до смерти (и каждая стадия, в сущности, от страха или от желания, кажется предыдущей недостижимою), точно так же и мы (связанные с человечеством не менее глубоко, чем с самими собой) проходим в своем развитии через все страдания этого мира. Справедливости при таком положении нет места, но нет места и страху перед страданием или возможности истолковать страдание как заслугу.

Человек, достигший чего-либо путного в малом, так натужно растягивает свой талант на большой роман, что становится тошно, даже если не забываешь восхититься той энергией, с которой насилуется собственный талант.

Смирение дает каждому, даже отчаявшемуся от одиночества, сильнейшую связь с ближним, причем немедленно, правда, только при полном и долгом смирении. Оно способно на это потому, что оно есть истинный язык молитвы, поклонение и теснейшая связь одновременно. Отношение к ближнему — это отношение молитвы, отношение к себе — это отношение стремления, из молитвы черпается сила для стремления. Можешь ли ты знать что-либо иное, кроме обмана? Ведь стоит уничтожить обман, как тебе нельзя будет глядеть ни на что, а то превратишься в соляной столп.

Вероятно, это заключено в природе дружбы и сопровождает ее как тень: один что-либо приветствует, другой об этом же сожалеет, третий просто не замечает…

«А затем он вернулся к своей работе, как ни в чем не бывало». Это замечание знакомо нам по неясному множеству старинных повестей, хотя, может быть, не встречается ни в одной.

Диктуемая чувством и даже разумом задача художника — включить портретируемого в систему собственного художественного видения.

Тебе не надо выходить из дому. Оставайся за своим столом и слушай. Даже не слушай, только жди. Даже не жди, просто молчи и будь в одиночестве. Вселенная сама начнет напрашиваться на разоблачение, она не может иначе, она будет упоенно корчиться перед тобой.

Несведущий человек действует смелей.

Все, что он делает, кажется ему, правда, необычайно новым, но и, соответственно этой немыслимой новизне, чем-то необычайно дилетантским, едва даже выносимым, неспособным войти в историю, порвав цепь поколений, впервые оборвав напрочь ту музыку, о которой до сих пор можно было по крайней мере догадываться. Иногда он в своем высокомерии испытывает больше страха за мир, чем за себя.

Уровень массы зависит от сознания единиц.

У него такое чувство, что он заграждает себе путь тем, что он жив, а это препятствие служит ему опять-таки доказательством, что он жив.

Я был мудрым, если угодно, потому что в любое мгновение готов был умереть, но не потому, что выполнил все возложенное на меня, а потому, что ничего из всего этого не сделал и не мог даже надеяться когда-нибудь сделать хоть часть.

Иные опровергают беду ссылкой на солнце, он опровергает солнце ссылкой на беду.

Путь от головы к перу намного длиннее и труднее, нежели путь от головы к языку.

Он доказывает только себя самого, его единственное доказательство — он сам, все противники побеждают его сразу же, но не тем, что опровергают его (он неопровержим), а тем, что доказывают себя.

Он живет не ради своей личной жизни, он мыслит не ради своего личного мышления. У него такое чувство, что он живет и мыслит по принуждению некоей семьи, для которой, хоть она и сама куда как богата силой жизни и мысли, он по какому-то неведомому ему закону представляет собой некую формальную необходимость. Из-за этой неведомой семьи и из-за этого неведомого закона его нельзя отпустить.

Он не хочет утешения, но не потому, что не хочет его, — кто его не хочет? — а потому, что искать утешения значит: посвятить этой задаче свою жизнь, жить всегда на периферии собственной личности, чуть ли не вне ее, едва ли уже знать, для кого ищешь утешения, и поэтому не быть даже в состоянии найти действенное утешение, действенное, не истинное, ибо такового не существует.

— Ты делаешь из своей нужды добродетель.

Не нахожу себе места. Словно всё, чем я владел, покинуло меня, а вернись оно — я едва ли был бы рад.

— Из этого ты и делаешь добродетель.

Сомнения, как кольцом, окружают каждое слово, я вижу их раньше, чем само слово, — да что я говорю! — я вообще не вижу слова, я выдумываю его.

Все ему позволено, только не терять самообладание, отчего опять-таки запрещено все, кроме одного, необходимого для всей совокупности сию минуту.

Войны еще никогда не изображались правильно. Обычно показывают только отдельные явления или результаты. Но самое страшное в войне — уничтожение всех существующих гарантий и соглашений. Физическое, животное заглушает и душит всё духовное. Это как раковая болезнь. Человек живет уже не годы, месяцы, дни, часы, а только мгновения. И даже в течение мгновения он не живет. Он лишь осознает его. Он просто существует.

Дух лишь тогда делается свободным, когда он перестает быть опорой.

Узость сознания есть социальное требование.

Зато теперь я впадаю в одиночество, как вода в море.

Счастье исключает старость. Кто сохраняет способность видеть прекрасное, тот не стареет.

Разница между теми «да»и «нет», которые он говорит своим современникам, и теми, которые, собственно, следовало бы сказать, соответствует, наверно, разнице между жизнью и смертью, да и постижима ведь только так же — догадкой.

Я пишу иначе, чем говорю, говорю иначе, чем думаю, думаю иначе, чем должен думать, и так до самых темных глубин.

Причина того, что мнение потомков о ком-то вернее, чем мнение современников, заключена в умершем. Раскрываешься во всем своем своеобразии лишь после смерти, лишь когда ты в одиночестве. Смерть для каждого — как субботний вечер для трубочиста, они смывают с тела сажу. Становится видно, кто кому повредил больше — современники ему или он современникам, в последнем случае он был великим человеком.

Если я обречен, то обречен не только на смерть, но обречен и на сопротивление до самой смерти.

Сила для отрицания, для этого естественнейшего проявления непрестанно меняющегося, обновляющегося, отмирающего, оживающего в борьбе человеческого организма, есть у нас всегда, но нет мужества, а ведь жить — это отрицать, и значит, отрицание — это утверждение.

Можешь сколько угодно подбодрять человека с завязанными глазами — пусть смотрит сквозь платок, всё равно он ничего не увидит, и, только когда снимут платок, он увидит всё.

Подготовил: Дмитрий Сироткин

Представляю вам подборку цитат немецкоязычного писателя Франца Кафки (1883 — 1924).

Он является одним из лучших писателей ХХ века, но немногие способны получать удовольствие от прочтения его произведений.

Цитаты сведены по темам: о себе, искусство, жизненная этика, жизнь, рай и ад, добро и зло, вера, люди, смерть, вопросы и ответы, женщины и любовь, мир, молодость, отношения, театр, общение, человеческие проявления, счастье и несчастье, перо, любовь к людям, страдания, вербализация, евреи, бюрократия, книги, понимание, правосудие.

О себе

У меня нет интереса к литературе, литература — это я сам, это моя плоть и кровь, и быть другим я не могу.

Смешно оснастился ты для этого мира.

Я отделен от всех вещей пустым пространством, через границы которого даже и не стремлюсь пробиться.

Когда я не пишу, я чувствую только усталость, печаль и тяжесть на душе; когда пишу, меня терзает беспокойство и страх.

Во мне, как и в других людях, есть спокойствие, уверенность, но заложены они как-то навыворот.

Иногда я удивляюсь тому, как люди сумели изобрести понятие «веселье»; вполне возможно, что они его вычислили лишь теоретически — в противовес печали.

Всё несчастье моей жизни происходит от писем или от возможности их писать.

Я пришел к выводу, что избегаю людей не затем, чтобы спокойно жить, а чтобы спокойно умереть.

Я живу здесь так, словно уверен, что буду жить второй раз.

Доктор, дайте мне смерть — иначе вы убийца. (Предсмертные слова Кафки)

Об искусстве

Поэзия преобразует жизнь.

Поэзия — болезнь. Сбить температуру еще не значит выздороветь. Напротив! Жар очищает и просветляет.

Искусство всегда дело всей личности. Поэтому оно в основе своей трагично.

Кстати, цитаты про искусство

О жизненной этике

Ты — это задача. Ни одного ученика кругом.

В борьбе между собой и миром оставайтесь на стороне мира.

Стой под дождём, пусть пронизывают тебя его стальные стрелы. Стой, несмотря ни на что. Жди солнца. Оно зальёт тебя сразу и беспредельно.

Дух лишь тогда делается свободным, когда он перестает быть опорой.

То, что годится для нас самих, непригодно для других.

Проверь себя на человечестве. Сомневающегося оно заставляет сомневаться, верящего — верить.

Только заядлый браконьер может быть строгим лесничим.

Моя тюремная камера — моя крепость.

О жизни

Вся жизнь — лишь путь к смерти.

Жизнь — не эпизод между двумя ночами.

Все, что возможно, происходит. Возможно лишь то, что происходит.

В жизни множество преград, и тем они выше, чем выше цели.

Начиная с определенной точки, возврат уже невозможен. Этой точки надо достичь.

Нет обладания, есть только бытие, только жаждущее последнего вздоха, жаждущее задохнуться бытие.

Жизнь все время отвлекает наше внимание; и мы даже не успеваем заметить, от чего именно.

Между мировосприятием и действительностью часто существует болезненное несоответствие.

Эстетически наслаждаться бытием можно, только смиренно живя по законам нравственности.

Для здорового человека жизнь, собственно говоря, лишь неосознанное бегство, в котором он сам себе не признается, — бегство от мысли, что рано или поздно придется умереть. Болезнь всегда одновременно и непонимание, и проба сил. Поэтому болезнь, боль, страдание — важнейший источник религиозности.

Узость сознания есть социальное требование.

Кстати, цитаты про жизнь

О рае и аде

Через рай порока достигаешь ада добродетели.

Грех всегда приходит открыто и ощущается сразу. Он уходит на своих корнях, и его не нужно вырывать.

О добре и зле

Добро в каком-смысле безотрадно.

Нужно было посредничество змея: зло может соблазнить человека, но не может стать человеком.

Злу нельзя платить в рассрочку — а непрестанно пытаются.

Задние мысли, с которыми ты впускаешь в себя зло, — это не твои мысли, а зла.

Один из самых действенных соблазнов зла — призыв к борьбе.

Не позволяй злу уверить тебя, что у тебя могут быть тайны от него.

Кстати, цитаты про добро и цитаты про зло

О вере

Вера – как топор гильотины, так же тяжела, так же легка.

Что радостнее, чем вера в бога домашнего очага!

Может быть знание о дьявольщине, но не может быть веры в нее, ибо больше дьявольщины, чем налицо, не бывает.

Если бы возможно было построить Вавилонскую башню, не взбираясь на неё, это было бы позволено.

Кстати, цитаты о вере

О людях

Бодрствуя, мы идем сквозь сон — сами лишь призраки ушедших времен.

Человек давно отказался от участия в создании мира и ответственности за него.

Уровень массы зависит от сознания единиц.

Кстати, цитаты о людях

О смерти

Если я обречен, то обречен не только на смерть, но обречен и на сопротивление до самой смерти.

Первый признак начала познания — желание умереть. Эта жизнь кажется невыносимой, другая — недостижимой. Уже не стыдишься, что хочешь умереть; просишь, чтобы тебя перевели из старой камеры, которую ты ненавидишь, в новую, которую ты только еще начнешь ненавидеть. Опасность длится лишь одно маленькое, ограниченное мгновение. За ним — пропасть. Если преодолеешь ее, все станет иначе. Все дело в мгновении. Оно определяет жизнь.

О вопросах и ответах

Есть вопросы, мимо которых мы не смогли бы пройти, если бы от природы не были освобождены от них.

Ответы — лишь желания и обещания. Но они не дают уверенности.

О женщинах и любви

Женщины — это капканы, которые повсюду дожидаются мужчин с тем, чтобы затащить их обратно, в Конечное.

Она — как борьба с женщинами, которая заканчивается в постели.

Кстати, цитаты о женщинах

О мире

Как можно радоваться миру? Разве только если убегаешь в него.

Несообразность мира кажется, к утешению, лишь количественной.

Никого нельзя обманывать, в том числе и мир, насчет его победы.

Кстати, цитаты о мире

О молодости

Вечная молодость невозможна; не будь даже другого препятствия, самонаблюдение сделало бы ее невозможной.

Об отношениях

Коитус как кара за счастье быть вместе.

О театре

Чтобы театр мог воздействовать на жизнь, он должен быть сильнее, интенсивнее повседневной жизни. При стрельбе нужно целиться выше цели.

От зрителя нельзя требовать большего, чем понимания внешней игры.

Об общении

Счастье общения с людьми.

Общение с людьми совращает к самоанализу.

Кстати, цитаты о речи и слове

О человеческих проявлениях

Судорожная веселость гораздо грустнее, чем открыто выраженная грусть.

Лгут меньше всего, когда меньше всего лгут, а не тогда, когда для этого меньше всего поводов.

Несведущий человек действует смелей.

Угнетать ближнего куда легче, если ничего не знаешь о нем. Совесть тогда не мучает…

О счастье и несчастье

Счастье исключает старость. Кто сохраняет способность видеть прекрасное, тот не стареет.

Это хорошее испытание меры несчастья — дать человеку совладать с собой в одиночестве.

Кстати, цитаты о счастье

О пере

Перо не инструмент, а орган писателя.

Путь от головы к перу намного длиннее и труднее, нежели путь от головы к языку.

О любви к людям

О страдании

О вербализации

Между настоящим чувством и его описанием проложена, как доска, предпосылка, лишенная всяких связей.

О евреях

История, эта героическая родина во времени, сегодня уже не удовлетворяет евреев: они завоевaли право на родину в пространстве.

Что у меня общего с евреями? У меня едва ли есть что-нибудь общее с самим собой.

О бюрократии

Оковы измученного человечества сделаны из канцелярской бумаги.

Чем шире разливается половодье, тем более мелкой и мутной становится вода. Революция испаряется, и остается только ил новой бюрократии.

О книгах

Оставь мне мои книги! Это все, что у меня есть.

Большинство современных книг — лишь мерцающие отражения сегодняшнего дня. Они очень быстро гаснут. Старое же обнаруживает свою сокровеннейшую ценность — долговечность.

Кстати, цитаты про книги

О понимании

Только люди, пораженные одним недугом, понимают друг друга.

Иметь человека, который понимал бы тебя, — это значило бы иметь опору во всем, иметь бога.

О правосудии

Теперешнее правосудие, очевидно, состоит в том, чтобы осудить человека не только невинного, но и неосведомленного.

Ступени и ранги суда бесконечны и неизвестны даже посвященным.

О разном

Клетка пошла искать птицу.

Верить в прогресс не значит верить, что прогресс уже состоялся. Это не было бы верой.

Я знаю, что непостоянно богатство, ибо не достигают вечного невечным.

Приведенные цитаты свидетельствуют, что Кафка жил весьма напряженной внутренней жизнью. Мало кто из нас живет в подобном круге мыслей и чувств. Однако, в отличие от цитат некоторых современных популярных писателей, оставляющих ощущение дежавю или вычурности, цитаты Кафки очевидно самобытны и выстраданы.

Цитаты про Кафку

А. Ахматова:

Другие уводят любимых, —

Я с завистью вслед не гляжу, —

Одна на скамье подсудимых

Я скоро полвека сижу.

Вокруг пререканья и давка

И приторный запах чернил.

Такое придумывал Кафка

И Чарли изобразил.

Г. Гессе: Рассказы Кафки — не статьи о религиозных, метафизических или моральных проблемах, а поэтические произведения. Кто в состоянии просто читать поэта, то есть не задавая вопросов, не ожидая интеллектуального либо морального результата, кто готов воспринять то, что дает этот поэт, тому его произведение даст ответ на любые вопросы, какие только можно вообразить. Кафка сказал нам нечто не как теолог либо философ, но единственно как поэт.
А. Камю: Большинство писавших о Ф. Кафке определили его творчество как приводящий в отчаяние крик, когда человеку не осталось никакого прибежища. Но эта точка зрения, по-моему, требует пересмотра. Существуют разные надежды.
Т. Адорно: Кафка в моде, его бесприютность создает уют, из него сделали бюро справок по всем вопросам человеческой души.
В. Набоков: Обратите внимание на стиль Кафки. Ясность его речи, точная и строгая интонация разительно контрастируют с кошмарным содержанием рассказа. Его резкое, черно-белое письмо не украшено никакими поэтическими метафорами. Прозрачность его языка подчеркивает сумрачное богатство его фантазии. Контраст и единство, стиль и содержание, манера и материал слиты в нерасторжимое целое. (кстати, цитаты Набокова)

Далее вы можете перейти к другим подборкам цитат:

цитаты Ницше
цитаты Достоевского
цитаты Цветаевой
цитаты Ремарка
цитаты Оруэлла
цитаты Бродского

Буду признателен, если вы поделитесь с друзьями ссылкой на статью в социальных сетях. Воспользуйтесь кнопками сетей ниже.

Комментарии также всячески приветствуются!

Источник