Ошибка в русской народной сказке ивана быковича

Если вам необходимо получить ответ на вопрос Найдите одну ошибку Иван Быкович (Руская народная сказка)?, относящийся
к уровню подготовки учащихся 5 — 9 классов, вы открыли нужную страницу.
В категории Русский язык вы также найдете ответы на похожие вопросы по
интересующей теме, с помощью автоматического «умного» поиска. Если после
ознакомления со всеми вариантами ответа у вас остались сомнения, или
полученная информация не полностью освещает тематику, создайте свой вопрос с
помощью кнопки, которая находится вверху страницы, или обсудите вопрос с
посетителями этой страницы.

найди 1 ошибку Баба Яга слезла с печки, подходила к Ивану Быковичу близко, кланялась ему низко: «Здравствуй, батюшка Иван Быкович! Куда едешь, куда путь держишь?»
«Едем мы, бабушка, на реку Смородину, на калиновый мост; слышал я, что там не одно чудо-юдо живёт». — «Ай да Ванюша! За дело хватился; ведь они, злодеи, всех приполонили, ближние царства шаром покатили».

Братья переночевали у Бабы Яги, поутру рано встали и отправились в путь-дорогу. Приезжают к реке Смородине; по всему берегу лежат кости человеческие, по колено будет навалено! Увидали они избушку, вошли в неё — пустёхонька(*), и вздумали тут остановиться. Пришло дело к вечеру. Говорит Иван Быкович: «Братцы! Мы заехали в чужедальную(*) сторону, жить нам надо с осторожкою; давайте по очереди на дозор ходить». Кинули жребий — досталось первую ночь сторожить Ивану-царевичу, другую — Ивану, кухаркину сыну, а третю — Ивану Быковичу.

– Я, батюшка! Моё дело ребячье, – отвечал старик, ударился оземь, сделался сам звездою, полетел на небо и стал считать звёзды; одну нашёл лишнюю и ну толкать её! Сорвалась звёздочка со своего места, быстро покатилась по небу, упала на корабль и обернулась царицею – золотые кудри.

Опять едут день, едут другой; нашла на царицу грусть-тоска, ударила себя в грудь, обернулась щукою и поплыла в море. «Ну, теперь пропала!» – думает Иван Быкович, да вспомнил про последнего старичка и стал его спрашивать:

– Ты, что ль, горазд ершом плавать?

– Я, батюшка, моё дело ребячье! – ударился оземь, обернулся ершом, поплыл в море за щукою и давай её под бока колоть. Щука выскочила на корабль и опять сделалась царицею – золотые кудри.

Тут старички с Иваном Быковичем распростились, по своим домам пустились; а он поехал к чудо-юдову отцу.

Приехал к нему с царицею – золотые кудри; тот позвал двенадцать могучих богатырей, велел принести вилы железные и поднять ему брови и ресницы чёрные. Глянул на царицу и говорит:

– Ай да Ванюша! Молодец! Теперь я тебя прощу, на белый свет отпущу.

– Нет, погоди, – отвечает Иван Быкович, – не подумавши сказал!

– А что?

– Да у меня приготовлена яма глубокая, через яму лежит жёрдочка: кто по жёрдочке пройдёт, тот за себя и царицу возьмёт.

– Ладно, Ванюша! Ступай ты наперёд.

Иван Быкович пошёл по жёрдочке, а царица – золотые кудри про себя говорит: «Легче пуху лебединого пройди!» Иван Быкович прошёл – и жёрдочка не прогнулась: а старый старик пошёл – только на середину ступил, так и полетел в яму.

Взял Иван Быкович царицу – золотые кудри и воротился домой; скоро они обвенчались и задали пир на весь мир.

На том пиру и я был, мёд пил, по усам текло, да в рот не попало.

Кощей Бессмертный

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь; у этого царя было три сына, все они были на возрасте. Только мать их вдруг унёс Кощей Бессмертный.

Старший сын и просит у отца благословенье искать мать. Отец благословил; он уехал и без вести пропал.

Средний сын пождал-пождал, тоже выпросился у отца, уехал – и тоже без вести пропал.

Младший сын, Иван-царевич, говорит отцу:

– Батюшка! Благословляй меня искать матушку.

Он не пускает, говорит:

– Тех нет братьев, да и ты уедешь: я с кручины умру!

– Нет, батюшка, благословишь – поеду и не благословишь – поеду.

Отец благословил.

Иван-царевич пошёл выбирать себе коня. На которого руку положит, тот и падёт. Идёт Иван-царевич дорогой по городу, повесил голову. Откуда ни возьмись старуха, спрашивает:

– Что, Иван-царевич, повесил голову?

– Уйди, старуха! На руку положу, другой пришлёпну – мокренько будет.

Старуха обежала другим переулком, идёт опять навстречу, говорит:

– Здравствуй, Иван-царевич! Что повесил голову?

Он и думает: «Что же старуха меня спрашивает? Не поможет ли чем она?»

И говорит ей:

– Вот, бабушка, не могу найти себе доброго коня.

– Дурашка, мучишься, а старухе не кучишься! – отвечает старуха. – Пойдём со мной.

Привела его к горе, указала место:

– Копай здесь.

Иван-царевич разрыл землю и увидел чугунную доску на двенадцати замках; замки он тотчас же сорвал, двери отворил и вошёл под землю: тут прикован на двенадцати цепях богатырский конь: он, видно, услышал ездока по себе, заржал, забился, все двенадцать цепей порвал.

Иван-царевич надел на себя богатырские доспехи, надел на коня узду, черкесское седло, дал старухе денег и сказал:

– Благословляй и прощай, бабушка!

Сам сел и поехал.

Долго ездил, наконец доехал до горы; пребольщущая гора, крутая, въехать на неё никак нельзя. Тут и братья его ездят возле горы: поздоровались, поехали вместе: доезжают до чугунного камня пудов в полтораста, на камне надпись: «Кто этот камень бросит на гору, тому и ход будет».

Старшие братья не могли поднять камень, а Иван-царевич с одного маху забросил на гору – и тотчас в горе показалась лестница. Он оставил коня, наточил из мизинца в стакан крови, подаёт братьям и говорит:

– Ежели в стакане кровь почернеет, не ждите меня: значит, я умер!

Простился и пошёл. Зашёл на гору; чего он не насмотрелся! Всяки тут леса, всяки ягоды, всяки птицы!

Долго шёл Иван-царевич, дошёл до дому: огромный дом! В нём жила царская дочь, утащенная Кощеем Бессмертным.

Иван-царевич кругом ограды ходит, а дверей не видит. Царская дочь увидела человека, вышла на балкон, кричит ему:

– Тут, смотри, у ограды есть щель, тронь её мизинцем, и будут двери.

Так и сделалось. Иван-царевич вошёл в дом. Девица его приняла, напоила-накормила и расспросила. Он ей рассказал, что пошёл вызволять мать от Кощея Бессмертного. Девица говорит ему на это:

– Нелегко тебе придётся, Иван-царевич! Он ведь бессмертный – убьёт тебя. Ко мне он часто ездит… вон у него меч в пятьсот пудов, поднимешь ли его? Тогда ступай!

Иван-царевич не только поднял меч, ещё бросил кверху; сам пошёл дальше.

Приходит к другому дому; двери знает, как искать; вошёл в дом, а тут его мать. Обнялись, поплакали.

Время приходит быть Кощею Бессмертному; мать спрятала его. Вдруг Кощей Бессмертный входит в дом и говорит:

– Фу, фу! Русского духа слыхом не слыхать, видом не видать, а тут русский дух сам на двор пришёл! Кто у тебя был? Не сын ли?

– Что ты, Бог с тобой! Сам летал по Руси, нахватался русского духу, тебе и мерещится, – ответила мать Ивана-царевича. А сама поближе с ласковыми словами к Кощею Бессмертному, выспрашивает то-другое и говорит: – Где же у тебя смерть, Кощей Бессмертный?

– У меня смерть, – говорит он, – в таком-то месте: там стоит дуб, под дубом ящик, в ящике заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце смерть моя.

Сказал это Кощей Бессмертный, побыл немного и улетел. Пришло время – Иван-царевич благословился у матери, отправился искать смерть Кощея Бессмертного.

Идёт дорогой долго ли, коротко, не пивал, не едал, хочет есть до смерти и думает: кто бы на это время попался! Вдруг – волчонок; он хочет его убить.

Выскакивает из норы волчиха и говорит:

– Не тронь моего детища: я тебе пригожусь.

Иван-царевич отпустил волка, идёт дальше, видит ворону. «Постой, – думает, – здесь я закушу!» Зарядил ружьё, хочет стрелять, ворона и говорит:

– Не тронь меня, я тебе пригожусь.

Иван-царевич подумал и отпустил ворону.

Идёт дальше, доходит до моря, остановился на берегу. В это время вдруг выпал на берег щучонок, Иван его схватил, есть хочет смертельно – думает: «Вот теперь поем!»

Откуда ни возьмись щука, говорит:

– Не тронь, Иван-царевич, моего детища, я тебе пригожусь.

Он и щучонка отпустил.

Как пройти море? Сидит на берегу да думает: щука ровно знала его думу, легла поперёк моря. Иван-царевич прошёл по ней, как по мосту; доходит до дуба, где была смерть Кощея Бессмертного, достал ящик, отворил – заяц выскочил и побежал. Где тут удержать зайца!

Испугался Иван-царевич, что отпустил зайца, призадумался, а волк, которого не убил он, кинулся за зайцем, поймал и несёт к Ивану-царевичу. Он обрадовался, схватил зайца, распорол его, да оробел: утка вспорхнула и полетела. Он пострелял-пострелял – мимо! Задумался опять.

Откуда ни возьмись ворона с воронятами, кинулась за уткой, поймала, принесла Ивану-царевичу. Царевич обрадовался, достал яйцо, пошёл, доходит до моря, стал мыть яичко, да и уронил в воду.

Как достать из моря? Безмерна глубь! Закручинился опять царевич.

Вдруг море встрепенулось – и щука принесла ему яйцо, потом легла поперёк моря. Иван-царевич прошёл по ней и отправился к матери: приходит, поздоровались, и она его опять спрятала.

В то время прилетел Кощей Бессмертный и говорит:

– Фу, фу! Русского духа слыхом не слыхать, видом не видать, а здесь Русью несёт!

– Что ты, Кощей? У меня никого нет, – отвечала мать Ивана-царевича.

Кощей опять и говорит:

– Что-то мне неможется!

А Иван-царевич пожимал яичко: Кощея Бессмертного от того коробило. Наконец Иван-царевич вышел, показывает яйцо и говорит:

– Вот, Кощей Бессмертный, твоя смерть!

Тот на коленки против него и говорит:

– Не бей меня, Иван-царевич, станем жить дружно; нам весь мир будет покорён.

Иван-царевич не обольстился его словами, раздавил яичко – и Кощей Бессмертный умер.

Взяли они, Иван-царевич с матерью, что было нужно, пошли на родимую сторону; по пути зашли за царской дочерью, той, что Кощей Бессмертный утащил, взяли и её с собой; пошли дальше, доходят до горы, где братья Ивана-царевича всё ждут. Девица говорит:

– Иван-царевич! Воротись ко мне в дом; я забыла подвенечное платье, брильянтовый перстень и нешитые башмаки.

Спустил он мать и царскую дочь, с коей они условились дома обвенчаться; братья приняли их, да взяли спуск и перерезали, чтобы Ивану-царевичу нельзя было спуститься, мать и девицу угрозами уговорили, чтобы дома про Ивана-царевича не сказывали. Прибыли в своё царство; отец обрадовался детям и жене, только печалился об одном Иване-царевиче.

А Иван-царевич воротился в дом своей невесты, взял обручальный перстень, подвенечное платье и нешитые башмаки; приходит на гору, метнул с руки на руку перстень. Явились двенадцать молодцев, спрашивают:

– Что прикажете?

– Перенесите меня вот с этой горы.

Молодцы тотчас его спустили, Иван-царевич надел перстень – их не стало, пошёл в своё царство, приходит в тот город, где жил его отец и братья, остановился у одной старушки и спрашивает:

– Что, бабушка, нового в вашем царстве?

– Да чего, дитятко! Вот наша царица была в плену у Кощея Бессмертного; её искали три сына, двое нашли и воротились, а третьего, Ивана-царевича, нет, и не знают где. Царь кручинится о нём. А эти царевичи с матерью привезли какую-то царскую дочь, старшой жениться на ней хочет, да она посылает наперёд куда-то за обручальным перстнем или велит сделать такое же кольцо, какое ей надо, давно уж кличут клич, да никто не выискивается.

– Ступай, бабушка, скажи царю, что ты сделаешь; а я пособлю, – говорит Иван-царевич.

Старуха в кою пору собралась, побежала к царю и говорит:

– Ваше царское величество! Обручальный перстень я сделаю.

– Сделай, сделай, бабушка! Мы таким людям рады, – говорит царь, – а если не сделаешь, то голову на плаху.

Старуха перепугалась, пришла домой, заставляет Ивана-царевича делать перстень, а Иван-царевич спит, мало думает, перстень готов.

Он шутит над старухой, а старуха трясётся вся, плачет, ругает его.

– Вот ты, – говорит, – сам-то в стороне, а меня, дуру, подвёл под смерть.

Плакала, плакала старуха и уснула.

Иван-царевич встал поутру рано, будит старуху:

– Вставай, бабушка, да ступай понеси перстень, да смотри: больше одного червонца за него не бери. Если спросят, кто сделал перстень, скажи: сама; на меня не сказывай!

Старуха обрадовалась, снесла перстень; невесте понравился.

– Такой, – говорит, – и надо!

Вынесла ей полно блюдо золота; она взяла один только червонец.

Царь говорит:

– Что, бабушка, мало берёшь?

– На что мне много-то, ваше царское величество! После понадобятся – ты же мне дашь.

Сказала это старуха и ушла.

Прошло много ли мало ли времени – вести носятся, что невеста посылает жениха за подвенечным платьем или велит сшить такое же, какое ей надо. Старуха и тут успела (Иван-царевич помог), снесла подвенечное платье.

После снесла нешитые башмаки, а червонцев брала по одному и сказывала: эти вещи сама делает.

Слышат люди, что у царя в такой-то день свадьба; дождались и того дня. А Иван-царевич старухе заказал:

– Смотри, бабушка, как невесту привезут под венец, ты скажи мне.

Старуха время не пропустила. Иван-царевич тотчас оделся в царское платье, выходит:

– Вот, бабушка, я какой!

Старуха в ноги ему:

– Батюшка, прости, я тебя ругала!

– Бог простит.

Приходит в церковь. Брата его ещё не было. Он стал рядом с невестой: их обвенчали и повели во дворец.

На дороге попадается навстречу жених, старший брат, увидал, что невесту ведут с Иваном-царевичем, со стыдом повернул обратно.

Отец обрадовался Ивану-царевичу, узнал о лукавстве братьев. Как отпировали свадьбу, старших сыновей разослал в ссылку, а Ивана-царевича сделал наследником.

Стал он жить-поживать, жил долго, царствовал славно, угощал меня исправно, то-то я и сказку про него сложил забавно.

Леший

Жил-был молодой охотник. Раз бродил он по лесу: никакой дичи-зверя не попадается, хотя в такие глухие места он зашёл, где ему и бывать не приходилось.

«Не леший ли надо мной шутит, – думает охотник, – зверя от меня угоняет?»

Вдруг видит: на поляне избушка, и выходит из неё старик – весь не то шерстью, не то мохом зелёным оброс. Глянул на охотника и скрылся в лесу.

Вошёл охотник в избу, видит: сидит девица и прядёт.

– Здравствуй, добрый человек, – говорит она.

– А ты кто такая будешь, красавица?

– Я, – говорит, – богатого купца дочь. Подавала я раз батюшке стакан квасу, споткнулась и уронила стакан. А батюшка как крикнет на меня: «Разиня, ничего сделать не умеешь! Ступай к лешему!» На другой день пошла я в лес по ягоды; вдруг зелёный дед, который сейчас отсюда вышел, схватил меня и унёс сюда. Тут я у него, у лешего, и живу. Обид от него не вижу, кормит он меня, холит, только скучно мне без людей. Вот и решил он меня замуж выдать. Потому и заманил он тебя сюда.

– Рад бы я тебя, красавица, замуж взять, – говорит девушке охотник, – да неужели нам с тобою вовек из лесу не выбраться, крещёных людей не видать?

– Не тужи, милый друг, – отвечает девица, – скажи лешему, что согласен его волю исполнить, а уж как уйти отсюда, я знаю.

Охотник согласился. А вскорости и говорит ему девица:

– Милый друг, должно быть, оттепель скоро будет, старик-то всё подрёмывать начал. Он в оттепель всегда крепко засыпает. Как заснёт он, мы из лесу убежим.

Настала оттепель, леший заснул, охотник с девицей пустились бежать. Бегут они день, стал мороз крепчать.

– Беда, – говорит девица, – не проснулся бы леший, не погнался бы за нами.

Вдруг засвистело, загрохотало сзади них, зашумели деревья, заревели дикие звери: гонится за ними леший.

– Теперь одно спасенье, – говорит охотнику девица, – заряжай ружьё скорее и бей нечистую силу. Если попадёшь в лоб, тогда придётся лешему нас в покое оставить.

А зелёный старик уж нагоняет их.

– Стойте, – гремит, – не уйти вам от меня!

Прицелился стрелок, ударил и попал лешему в самую середину лба. Заревела нечистая сила так, что земля дрогнула. Только охотник с девицей лешего и видели. Вернулись они в деревню. Обрадовался купец, дочь увидавши, выдал её замуж за того охотника, большим приданым наградил.

И стали они жить-поживать и добра наживать.

Морской царь и Василиса Премудрая

За тридевять земель, в тридесятом государстве жил царь с царицею, детей у них не было. Поехал царь по чужим землям, по дальним странам, долгое время дома не бывал.

Вот стал он держать путь в своё государство, стал подъезжать к своей земле, а день-то был жаркий-жаркий, солнце так и пекло. И напала на него жажда великая, что ни дать, только бы воды испить! Осмотрелся кругом и видит невдалеке большое озеро, подъехал к озеру, слез с коня, прилёг на бережку и давай глотать студёную воду. Пьёт и не чует беды. А царь морской и ухватил его за бороду.

– Пусти! – просил царь.

– Не пущу, не смей пить без моего ведома!

– Какой хочешь возьми откуп – только отпусти!

– Давай мне то, чего дома не ведаешь.

Думает царь: что ему дома неведомо; кажется, всё знает. Подумал и согласился.

Попробовал – бороду никто не держит, сел на коня и поехал восвояси.

Приезжает царь домой; царица его встречает с радостной вестью: у неё сын родился. Обрадовался царь милому детищу, а сам плачет, заливается горючими слезами.

Рассказал царице, как и что с ним было, поплакали они вместе, да делать нечего: слезами дела не поправишь. Стали царь с царицею жить да сына растить.

Иван-царевич растёт, словно опара подымается; вырос и стал таким молодцем, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Думает царь: сколько ни держи сына у себя, а отдавать морскому царю надобно. Слово данное – свято, а царское вдвое. Вот раз повёл царь Ивана-царевича к синему морю, привёл на берег и говорит:

– Поищи-ка, сынок, моего перстня: обронил я его здесь на морском бережку.

И оставил Ивана-царевича одного, а сам домой ушёл. Пошёл Иван-царевич по берегу перстень искать; идёт, вдруг навстречу ему старуха старая плетётся, спотыкается, клюкою подпирается.

– Куда, молодец, путь держишь?

– А тебе что за дело, старая ведьма!

Ничего не сказала старуха, прошла мимо, а Иван-царевич думает: «Зачем я обидел старуху? Пойду-ка, ворочу её да спрошу, где мне перстень искать: старые-то люди умны, догадливы».

Воротился он, догнал старуху и говорит:

– Прости меня, бабушка, за моё грубое слово: больно уж мне досадно. Заставил меня отец перстень искать, а где я его найду?

– Не перстень искать заставил тебя твой батюшка: отдал он тебя на службу морскому царю, в подводное царство.

Заплакал Иван-царевич, услышавши те старухины слова, а она говорит:

– Не тужи, Иван-царевич, а слушайся меня: спрячься за тот смородинный куст, что стоит ближе к морю, и сиди. Прилетят на море купаться одиннадцать белых голубиц, красных девиц, а после них двенадцатая, тоже белая, только с пёстрыми крылышками; сбросят они свои крылышки и станут купаться, а ты подкрадись да и утащи пёстрые крылышки. Даст тебе за них девица выкуп – золотое колечко – и станешь ты её суженым. Смело иди тогда в подводное царство к морскому царю.

Поблагодарил Иван-царевич старуху, пошёл к синему морю, спрятался за смородинный куст, сидит-ждёт.

В полдень прилетели к тому месту одиннадцать белых голубиц, сбросили свои крылышки и обернулись красными девицами – одна другой краше. Кинулись они в воду и стали купаться: играют, плещутся, песни поют, серебристой пеной морской брызжутся. Вслед за ними прилетела двенадцатая голубица – с пёстрыми крылышками. Сбросила она свои крылышки и стала купаться. И была та девица всех пригожее, всех красивее. Иван-царевич подкрался и утащил пёстрые крылышки. Выкупались девицы, вышли из воды, стали разбирать свои крылышки, хвать – а у младшей их нет как нет. Говорит младшая девица:

– Сестрицы-голубушки, не ищите, улетайте без меня домой; не досмотрела я – сама и буду ответ держать перед морским царём, батюшкою.

Прицепили красные девицы крылышки, оборотились голубками и улетели домой. Осталась младшая красавица одна, осмотрелась кругом и говорит:

– Отзовись, выходи, добрый человек, у кого мои крылышки! Коли стар старичок – будь мне батюшка, коли старая старушка – будь мне матушка, коли красная девица – будь родная сестра, коли млад человек – будь сердечный друг.

Услыхал такую речь Иван-царевич, вышел из-за куста и подал крылышки красавице…

– Ах, Иван-царевич, – говорит она, – что долго не бывал к нам в подводное царство? Мой батюшка, морской царь, на тебя сильно гневается; ступай скорей, да вот тебе золотое колечко; береги его да помни, что я – твоя суженая, Василиса Премудрая.

Сказала девица, обернулась голубкою и улетела прочь.

Спустился Иван-царевич в океан-море, шёл-шёл и пришёл в подводное царство, прямо во дворец к морскому царю. Увидал его царь и кричит:

– Где ты был-пропадал? Отчего ко мне долго не бывал, не показывался? За такую провинность твою изволь сейчас приниматься за работу: есть у меня пшеницы триста скирд, а в каждой скирде по триста копён; к утру обмолоти всё дочиста. Да смотри: ни скирд не ломай, ни снопов не разбивай; а не сделаешь – мой меч, твоя голова с плеч!

Идёт Иван-царевич от морского царя, а сам горько плачет. Увидала его из своего терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает:

– О чём, Иван-царевич, плачешь?

– Как мне не плакать? Велел мне царь морской к завтрашнему утру триста скирд обмолотить, да чтоб их не ломать и снопов не разбивать. А разве я могу это сделать?

– Ничего, Иван-царевич, не горюй! Это ещё не беда: беда будет впереди. Ложись-ка спать: утро вечера мудренее.

Пришла ночь, лёг Иван-царевич спать, а Василиса Премудрая вышла на крыльцо своего терема высокого и крикнула громким голосом:

– Гей вы, слуги мои верные, муравьи ползучие! Собирайтесь все, что есть вас на белом свете, выбирайте зерно из скирд батюшкиных да складывайте его в закромы!

Набежало муравьёв со всего света видимо-невидимо, выбрали зерно и сложили всё в закромы за одну ночь.

Наутро призывает Ивана-царевича к себе морской царь и говорит:

– Ну и хитёр же ты, добрый молодец, видел я твою работу: чисто сделано. Дам я тебе другую задачу: слепи-ка мне к завтрашнему утру церковь из воску ярого. Сделаешь – молодец, а нет – мой меч, твоя голова с плеч!

Идёт Иван-царевич от морского царя, голову повесил, пригорюнился; Василиса Премудрая выглянула из окошка и спрашивает:

– Чего, Иван-царевич, пригорюнился, повесил головушку?

– Как мне не горевать, Василиса Премудрая: приказал мне твой батюшка, морской царь, слепить в одну ночь церковь из воску ярого, а разве я сумею это сделать?

– Не кручинься, Иван-царевич; это ещё не беда: беда будет впереди. Ложись-ка спать: утро вечера мудренее.

Ночью Василиса Премудрая вышла на крыльцо своего терема и крикнула громким голосом:

– Гей вы, слуги мои верные, пчёлки-работницы! Прилетайте все сюда, что есть вас на белом свете, слепите мне церковь из воску ярого, чтобы к утру была готова!

Откуда ни возьмись, слетелось пчёл видимо-невидимо и начали работать: одни воск из ульев носят, другие лепят – и к утру церковь слеплена на славу.

Призывает наутро морской царь Ивана-царевича к себе и говорит:

– Видел я твою работу: мастер ты лепить из воску, хитро сработано. Теперь дам я тебе третью задачу: есть у меня конь – на него ещё никто сесть не осмеливался. Объезди ты мне этого коня, чтобы он под верхом мог ходить. Коли не справишься – голову тебе с плеч долой; а объездишь – выдам я за тебя из моих дочерей любую, какую себе выберешь.

Идёт Иван-царевич от морского царя и думает: «Ну, эта работа нетрудная: с конём справиться можно – не привыкать-стать». А Василиса Премудрая выглянула в окошко и спрашивает:

– Что, Иван-царевич, какую тебе задачу задал мой батюшка, морской царь?

– Да пустяковую: всего-то объездить коня неезжалого.

– Эх, Иван-царевич! Вот когда беда-то пришла неминучая! И в той беде я тебе помочь не могу: ведь конём-то этим будет сам мой батюшка, морской царь. Подхватит он тебя да понесёт выше лесу стоячего, ниже облака ходячего и разнесёт по чисту полю твои косточки.

– Как же мне быть теперь? Научи, Василиса Премудрая.

– Иди скорей, прикажи сковать себе палицу железную, весом в двадцать пуд. Как сядешь на коня и понесёт он тебя – держись крепче да бей его палицею промежду ушей без отдыха.

Спал ли, не спал Иван-царевич, только наутро пошёл в конюшню. Вывели ему коня неезжалого: двадцать конюхов под уздцы держат; храпит конь, на дыбы становится, из ноздрей пар клубами валит. Сел Иван-царевич на коня – поднялся конь кверху и полетел выше леса стоячего, чуть пониже облака ходячего. Крепко держится Иван-царевич на коне, врезал коню в бока шпоры булатные, а сам бьёт его промежду ушей двадцатипудовой палицей без отдыха. Сбавил конь свою прыть, стал спускаться ниже, а Иван-царевич знай его палицей охаживает. Опустился конь на сырую землю и стоит как вкопанный, весь пеною покрытый, словно мылом намыленный. Отвёл Иван-царевич коня и пошёл к себе в горницу.

Под вечер призывает его к себе морской царь. Сидит он сумрачный, сердитый, голова платком обвязана.

– Ну что, Иван-царевич, объездил коня? – спрашивает.

– Объездил, твоё морское величество.

– Коли так, я своё слово сдержу: выбирай себе невесту.

Иван-царевич выбрал Василису Премудрую, тотчас их обвенчали и на радостях пировали целых три дня.

Счастливо живёт Иван-царевич с молодой женой, только чуется ему недоброе: морской царь на него злобу в сердце держит. Да и соскучился он, стосковался по отцу, по матери, по дому, по родине. Оттого задумал он уйти из подводного царства на Святую Русь и говорит Василисе Премудрой:

– Уйдём-ка мы с тобой, Василиса Премудрая, подобру-поздорову на Святую Русь. Не житьё нам здесь: хочет нас морской царь извести, со света сжить, да и соскучился я больно по отцу, по матери, по дому, по родине.

– Что ж, уйдём! – говорит Василиса Премудрая. – Только знай: будет за нами великая погоня. Разгневается морской царь, догонит нас и предаст лютой смерти, коли мы его хитростью да мудростью не проведём.

Выждали тёмной ночи Иван-царевич с Василисой Премудрою, сели на борзых коней и поскакали что есть духу. А перед тем как сесть на коней, порезала себе Василиса Премудрая мизинчик, капнула по капельке крови в трёх углах своего терема и заперла двери крепко-накрепко. Вот приходят наутро посланные от морского царя, стучатся в дверь и говорят:

– Просыпайтесь! Батюшка вас к себе зовёт.

Отвечает им из угла одна кровинка:

– Рано больно: не выспались.

Ушли посланные; ждали-ждали, опять в дверь стучат:

– Не пора-время спать, пора-время вставать!

– Встаём, одеваемся! – отвечает другая капелька.

Приходят в третий раз посланные:

– Батюшка царь морской гневаться изволит, что, мол, долго спят!

– Сейчас придём, – говорит третья капелька.

Подождали посланные, опять в дверь стучатся; стучали-стучали, да так и не достучались ответа. Выломали дверь, глядь – а в тереме пусто. Доложили обо всём царю; разгневался морской царь и послал погоню великую.

А Иван-царевич с Василисой Премудрой уж далёко-далёко скачут.

– Ну-ка, Иван-царевич, – говорит Василиса Премудрая, – слезь с коня, припади ухом к сырой земле да послушай: нет ли погони от морского царя?

Слез Иван-царевич с коня, припал ухом к земле и говорит:

– Слышу я людскую молвь и конский топот.

– Это за нами погоня, – говорит Василиса Премудрая и оборотила коней зелёным лугом, Ивана-царевича – старым пастухом, а себя – овечкою.

Наехала погоня и спрашивает:

– Эй, старичок, не видал ли ты молодца с красною девицей на борзых конях?

– Не приходилось, люди добрые. Сколько лет пасу на этом месте, ни птица мимо не пролётывала, ни зверь не прорыскивал.

Вернулась погоня к морскому царю с докладом:

– Никого на пути-дороге мы не встретили, ваше морское величество; видели только: старик пастух овечку на зелёном лугу пасёт.

– Что ж вы их, разини, не хватали: ведь это они и есть! – закричал морской царь и послал новую погоню.

Скачет Иван-царевич с Василисой Премудрою на борзых конях.

– Ну-ка, Иван-царевич, – говорит Василиса Премудрая, – слезь с коня, припади ухом к сырой земле да послушай: нет ли погони от батюшки морского царя?

Слез Иван-царевич с коня, припал ухом к земле и говорит:

– Слышу я людскую молвь и конский топот пуще прежнего.

– Это за нами новая погоня гонит, – сказала Василиса Премудрая и оборотила коней деревьями, Ивана-царевича – старичком-священником, а себя – ветхой церковью.

Наехала погоня, спрашивает:

– Не видал ли, батюшка, доброго молодца с красной девицей на борзых конях или пастуха с овечкою?

– Не приходилось, люди добрые; сколько лет служу, сам эту церковь строил, а с той поры ни птица мимо не пролётывала, ни зверь не прорыскивал.

Воротилась погоня и докладывает морскому царю:

– Никого на пути-дороге не встретили, ваше морское величество; стоит только одна церковь ветхая, да в ней служит священник, старичок старенький.

– Что же вы церковь не ломали, старика не хватали, ротозеи: ведь это они самые и были!..

Разгневался морской царь и сам поскакал в погоню.

А Иван-царевич с Василисою Премудрою уж далёко-далёко уехали. И говорит Василиса Премудрая:

– Слезь-ка, Иван-царевич, с коня, припади ухом к сырой земле да послушай: нет ли за нами погони от морского царя?

Слез Иван-царевич с коня, припал ухом к земле к говорит:

– Слышу я конское ржание и топот, точно гром гремит.

– То за нами гонится сам батюшка, морской царь! – говорит Василиса Премудрая и оборотила коней глубоким озером, Ивана-царевича – селезнем, а себя – серой утицей.

Прискакал морской-царь, увидал озеро, а на нём утицу с селезнем, ударился о сырую землю и оборотился коршуном. Стал коршун налетать на селезня с уткою: хочет их убить до смерти. Вот-вот ударит селезня; а тот как нырнёт в воду – ищи его. Хочет коршун утку убить; а утка как нырнёт – только её и видели. Бился-бился коршун, не мог ничего поделать с селезнем и уткою. Выбился из сил морской царь и убрался домой в подводное царство. А Иван-царевич с Василисою Премудрою выждали время и поскакали дальше.

Много ли, мало ли ехали они и приехали наконец на Святую Русь. Подъезжает Иван-царевич к родному городу и говорит:

– Подожди меня здесь, Василиса Премудрая; пойду-ка я оповещу о тебе отца с матерью.

– Ступай, – говорит Василиса Премудрая, – только помни одно: как увидишь ты своих братьев и сестёр, которых ты ещё не видывал, не целуй их, а то навсегда меня позабудешь.

Пообещал Иван-царевич, да и забыл своё обещание: как увидал своих новых братцев и сестриц, обрадовался, стал их целовать и забыл свою жену, Василису Премудрую.

Три дня ждала-поджидала Василиса Премудрая своего мужа у городских ворот: не вернулся Иван-царевич. Нарядилась она нищенкой, стала ходить по городу, искать пристанища и нанялась к бедной старушке в работницы. Живёт она у ней, ждёт, когда вспомнит про свою жену Иван-царевич.

А Ивана-царевича отец собрался женить на богатой королевне, соседнего короля дочери. Вот и кликнул царь клич по всему своему царству, чтобы собирались все его подданные поздравлять жениха с невестою да чтобы несли, по старинному обычаю, пироги на царский стол. Стала и старуха, Василисы Премудрой хозяйка, пирог стряпать.

– Кому это ты пирог печёшь? – спрашивает её Василиса Премудрая.

– Разве не знаешь: наш царь женит своего сына Ивана-царевича на королевской дочке; вот я и понесу пирог обручённым на стол.

– Испеку и я от себя пирожок, – говорит Василиса Премудрая.

– Куда тебе! Не пустят тебя во дворец: больно на тебе одёжа плоха.

– Ничего, бабушка, ты сама мой пирожок снесёшь.

Испекла Василиса Премудрая пирог, а вместо начинки посадила в серёдку голубя с голубкою.

Идёт во дворце пир горой. Сидят жених с невестой за столом, принимают они дары от богатых гостей, а от бедных поздравления. И старушка два пирога принесла. Стали резать пирог Василисы Премудрой, а из него вылетел голубь с голубкою; полетали-полетали они по горнице и сели на стол перед женихом и невестою.

– Вспомни, вспомни, голубок, – говорит голубка, – как я была овечкою, а ты пастухом.

– Забыл, забыл, голубушка! – отвечает голубок.

– Вспомни, вспомни, голубок, как я была церковью, а ты старичком-священником.

– Забыл, забыл, голубушка!

– Вспомни, вспомни, голубок, как была я серой утицей, а ты селезнем.

– Забыл, забыл, голубушка! – отвечает голубок.

– Ну-ка вспомни, как говорила тебе Василиса Премудрая, что ты её позабудешь, коли поцелуешь своих братцев и сестриц!..

– Вспомнил, вспомнил! – закричал Иван-царевич, выскочил из-за стола и стал допрашивать: кто принёс пирог с голубями.