Землетрясение в Лиссабоне
Лиссабонское землетрясение произошло 1 ноября 1755 г., в 9.20 утра. Оно стало одним из самых разрушительных и смертоносных землетрясений в истории, превратив в руины португальскую столицу Лиссабон, и унеся жизни около 90 тыс. человек за 6 мин.
Из истории
1755 год — в столице Португалии, городе Лиссабоне, насчитывалось около 275 тыс. жителей. Находящийся на правом берегу реки Тежу (старинное название Тахо) в 15-ти км от Атлантического океана и утопавший в апельсиновых рощах, Лиссабон считался одним из самых красивейших и процветающих европейских торговых городов.
Лиссабон процветал, в достатке жили его граждане, которые были к тому же ревностными католиками. Одними из самых красивых зданий в городе считались королевский дворец и опера, но в Лиссабоне строили и множество храмов. Жители с гордостью любовались на дело рук своих и свято выполняли все религиозные обряды. Не было ни одного мало-мальски значимого христианского праздника, который бы не отмечали в Лиссабоне. К ним начинали готовиться заранее, отмечали пышно и торжественно.
Землетрясение 1 ноября 1755 г.
Так было и в субботу, 1 ноября 1755 г. Лиссабонцы собирались отмечать традиционный католический праздник – День всех святых. Городские улицы были празднично украшены, люди надели свои самые красивые наряды. Уже с утра над городом плыл праздничный перезвон колоколов, приглашая на службу. Все храмы и церкви в Лиссабоне широко распахнули свои двери. Жители португальской столицы улыбаясь поздравляли друг друга, говорили приятные слова. После богослужения верующие собирались пройти шествием по улицам города.
Все было подготовлено к торжественному моменту, и никакого намека на надвигающуюся катастрофу. Но шествие не состоялось. В 9 ч 20 мин, когда еще шли службы, город внезапно содрогнулся от подземного толчка. Показалось, что в один миг земля ожила, зашевелилась под ногами, дернулись в сторону здания. Как рассказывал в последствии один из очевидцев, высокие шпили церквей «закачались, будто колосья на ветру». И через несколько секунд после первого удара последовал второй. Он был значительно сильнее и ощутимее: колокольни попадали на крыши храмов, стены домов начали шататься и рухнули на землю, накрывая собой сотни и тысячи выбежавших на улицы горожан.
Не раз толчки с эпицентрами в Азорско-Гибралтарском хребте разрушали португальскую столицу. На этот раз землетрясение началось внезапно, рано утром, в замечательную солнечную погоду. Город, словно погребальным саваном, накрыла громадная свинцово-серая туча, и он будто затих в немом крике. За вторым последовал третий удар, который и завершил начатое дело разрушения. Город рассыпался, как карточный домик.
Спустя приблизительно час после главного толчка море отступило, обнажив приливно-отливную полосу. Стоящие у причалов суда завалились набок на илистом дне. Это было жуткое зрелище – опустевший порт с беспомощно лежавшими торговыми кораблями.
Сотни жителей, которые находились во время подземных толчков в храмах, погибли под их обломками. Те кто остался в живых пытались покинуть рушащийся город, переправившись через реку Тахо. Те, кому удалось вырваться из того всесокрушающего ада, устремлялись к берегу и портовым причалам в надежде выйти на лодках в море и найти там спасение. В 11 часов утра больше сотни человек собрались на берегу реки. Находившиеся в то время в лодках рассказывали в последствии, как громадная волна скрыла лиссабонскую набережную и людей. Когда вода отступила, от массивной каменной набережной не осталось и следа. Согласно воспоминаний очевидцев, набережную поглотила трещина в земле. По мнению специалистов, городская набережная полностью погрузилась в размытый песчаный грунт.
Через какое-то время водные массы промчались назад и обрушились на берег. Высокие, как дома, волны цунами (высота их доходила до 20-ти метров) затопили весь нижний город. Загруженные трехмачтовые суда, как игрушечные кораблики, были подхвачены волнами и заброшены в город на несколько километров.
В скором времени волны докатились до центральных улиц португальской столицы и превратились в стремительные потоки, моментально поглотившие все, встречающееся на их пути. Лиссабон, бывший одним из самых богатых и красивых городов мира, центром торговли, религии и искусства, за несколько минут превратился в груду развалин.
Сквозь раздававшийся из-под земли гул, сквозь грохот рушившихся зданий едва были слышны крики и стоны раненых и умирающих. Горевшие в уцелевших храмах свечи упали на пол, в жилых домах были разрушены очаги и печи, от искр вспыхнула мебель, ткани, ковры. Огонь охватил многочисленные городские строения, и в различных кварталах заполыхали пожары. Все, что смогло уцелеть после землетрясения и наводнения, гибло теперь в огне.
Гёте о Лиссабонском землетрясении
Знаменитый немецкий поэт И. В. Гёте оставил о Лиссабонском землетрясении такие записи: «1 ноября 1755 г. произошло Лиссабонское землетрясение, вселившее беспредельный ужас в мир, уже привыкший к тишине и покою. Земля колеблется и дрожит, море вскипает, сталкиваются корабли, рушатся дома, на них падают башни и церкви, часть королевского дворца поглощена морем… Кажется, что треснувшая земля извергает пламя, ибо огонь и дым рвутся из развалин. 60 тыс. человек, за минуту перед тем спокойные и безмятежные, гибнут в мгновение ока».
Последствия землетрясения
Из 20-ти тыс. домов, которые были тогда в столице Поругалии, более или менее уцелело только 3 тыс. Новое, открытое лишь 6 месяцев тому, здание Оперы (под несчастливым названием Опера Феникс), землетрясение сравняло с землёй. Королевский дворец, находящийся прямо за рекой Тежу на месте современной площади Терейру ду Пасу, был полностью разрушен землетрясениями и цунами. Все церкви и храмы, служебные и жилые здания, которых не смогли разрушить подземные толчки, оказались в огне. Многие из жителей, которые понадеялись переждать землетрясение в домах, сгорели заживо.
Из 275 тыс. городских жителей, погибло больше 90 тыс. Ещё 10 тыс. погибло на средиземноморском побережье Марокко.
Многие увидели в этой трагедии кару Божью, один верующий человек позднее так вспоминал об этом: «Большой чудесный город, богатейший в Европе, теперь обратился в груду камней. Господи, пощади несчастную страну, избавь от бедствия, которое мы заслужили по грехам своим и которым ты нас караешь! Большие чудесные церкви, великолепнее которых нет и в самом Риме, разрушены. Погибли все монастыри, а из 20 тыс. духовных особ осталась в жизни только половина».
В дворцовой библиотеке хранилось 70 тыс. томов, а также сотни произведений искусства, в том числе картины Рубенса, Тициана и Корреджо. Всё это было безвозвратно утрачено. Во дворце погибли и королевские архивы с описаниями путешествий Васко да Гамы и других мореплавателей.
Как считают некоторые сейсмологи, это было самым сильным историческим землетрясением до того времени. От тех трех мощных подземных ударных волн пострадала не только португальская столица. Толчки ощущала почти вся Европа вплоть до Финляндии, и в Северной Африке. Цунами в высоту около 20-ти метров обрушилось на побережье Северной Африки и острова Мартиника и Барбадос в Карибском море. За 1500 км от Лиссабона в городах качались шпили церквей, под ногами ходил пол, уровень воды (к примеру, в Швейцарском озере) внезапно поднялся на один метр, затем вновь опустился. Толчки вызвали сейши (стоячие волны) на некоторых озерах Норвегии и Швеции. Сила волн в некоторых голландских портах достигала такой силы, что они с легкостью отрывали от пирсов причаленные суда. В Люксембурге обрушилась воинская казарма, под обломками которой погибло 500 солдат. Даже в далекой Африке не обошлось без жертв: по поздним оценкам, около 10-ти тыс. человек остались под развалинами.
После произошедшей трагедии над Лиссабоном долго еще вились черные дымы от пожарищ. Повсюду плавали вырванные деревья, остатки мебели, домашний скарб и трупы людей и животных. Катастрофа была ужасающей, город следовало отстраивать заново…
ред. shtorm777.ru
Португалия долго ждала момента, чтобы стать мировой державой. Территория этой страны еще со времен античных времен множество раз входила в состав других государств и не раз переживала вторжения иноземных захватчиков: изначально она была колонией Карфагена, затем вошла в состав Римской империи, после ее падения была наводнена мигрирующими варварскими племенами, затем завоевана арабами.
Самостоятельной Португалия смогла стать лишь в 1143 году, но она все еще оставалась сильно зависимой от располагавшейся рядом Испании и находилась в тени других могущественных европейских государств. Издревле большая часть экономики Португалии была завязана на море, а находившись на самом западе Европы, страна была отрезана от торговых путей с востока. Отдаление от главных торговых маршрутов вынудило Португалию в начале 15 века искать свое счастье на море, снаряжая дальние морские экспедиции. Короли Португалии организовали систематическое исследование Африканского побережья и, раз за разом продвигаясь все дальше, к 1499 году мореплаватели смогли обогнуть всю Африку, достичь Индии и вернуться обратно, доказав, что морской путь в Индию возможен.
Уже в начале 16 века сбившаяся с маршрута экспедиция открывает Южную Америку и заявляет португальские права на часть ее территории. В последующие десятилетия Португалия открывала и присоединяла все новые территории, а корабли возвращались в Лиссабон со все большими богатствами.
Казна государства росла, богатая Португалия обретала новых сторонников, а ее столица Лиссабон к 1700 году стала одним из самых густонаселенных и богатейших городов не только Европы, но и всего мира. Время с середины 15 века до 1755 года считается золотой эпохой Португальской колониальной империи. Что могло положить конец этому величию?
1 ноября 1755 года в роскошном Лиссабоне отмечался христианский праздник Собор всех святых. Жители города встречали гостей со всей Европы, приехавших посмотреть на богатство и великолепие столицы. В это время примерно в 200 км от побережья в Атлантическом океане произошло сильнейшее землетрясение, магнитуда которого по современным оценкам составляла 8,7 баллов. Лиссабон, стоящий на побережье, подвергся сильнейшим разрушениям. За несколько минут стихийное бедствие унесло жизни около 100 000 человек, разрушив многие здания. В уцелевших сооружениях из-за массового использования свеч во время праздника вспыхнули пожары, что привело к новым жертвам. Гигантские провалы в земле буквально отделили половину города от остальной части суши, затруднив эвакуацию раненых. А уже через несколько десятков минут Лиссабон накрыла огромная волна цунами, добавившая страдания жителям города. Менее чем за час крупнейший и богатейший город Европы был уничтожен, а количество жертв исчислялось сотнями тысяч – небывалый в истории масштаб катастрофы. В тот день были безвозвратно утеряны многие произведения искусства, библиотека с 70 000 томов, архивы о португальских исследовательских экспедициях.
Сосредоточение богатств империи в Лиссабоне оказалось ошибкой, а большая часть уцелевшей после катастрофы казны пошла на восстановление города. Из-за резкого ухудшения финансовой ситуации в Португалии обострились внутренние противоречия, из-за чего правительство вынуждено было обратить пристальное внимание на внутреннюю политику, отказавшись от колониальных амбиций. Это позволило другим государствам – Англии, Франции, Испании – перехватить торговлю с Новым светом. А уже через несколько десятилетий ослабленную Португалию смогли без проблем оккупировать войска Наполеона. Но кто знает, вдруг Португальская империя, будь она столь же могущественной, как ранее, смогла предотвратить триумф французского императора, изменив ход истории?
Но настоящий переворот Лиссабонское землетрясение 1755 года, как назвали его позже, вызвало в культурной и научной жизни Европы. Произошедшая катастрофа стала первым событием, новости о котором распространились по всей Европе за считанные дни – причиной этому послужили недавно вошедшие в моду газеты, после чего власти по-новому взглянули на СМИ, начав их усиленно развивать. Лиссабонское землетрясение повлияло на философские течения того времени: факт того, что разрушение города и гибель сотен тысяч людей произошли во время церковного праздника, дал повод мыслителям говорить о свершившемся божественном наказании, вызвал большие споры в рядах теологов и послужил базой для написания ряда значимых философских произведений, в число которых входит и концепция божественного вмешательства Эммануила Канта.
Лиссабонское землетрясение 1755 года затронуло и научное развитие. После трагедии европейские страны стали уделять больше внимания сейсмологии и письменно фиксировать все подробности землетрясений: их продолжительность, количество афтершоков, поведение животных и т.д. На основе собранных данных предпринимались попытки спрогнозировать землетрясения в будущем.
Так Лиссабонское землетрясение 1755 года повлияло на судьбу могущественной империи, изменило баланс сил в мире и навсегда оставило отпечаток в человеческой культуре.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
comments powered by HyperComments
: 19 май 2022 , Охота за антибиотиками , том 93,
№5/6
Потрясение Европы
Великое Лиссабонское землетрясение случилось праздничным утром 1 ноября 1755 г. – в День Всех Святых. Оно не только разрушило столицу Португалии, ввергнув в панический ужас оставшихся в живых жителей, но и потрясло умы всей просвещенной Европы, поставив вопрос о «благости Бога» и роли Провидения в мироустройстве и делах человеческих. Это сильнейшее землетрясение в Европе, вызвавшее единственное известное нам трансокеанское цунами в Атлантике, повлияло на становление сейсмологии – одного из важнейших разделов современной геофизической науки
Теплое и солнечное утро субботы 1 ноября 1755 г. – День Всех Святых, один из главных католических праздников. Жаркого летнего зноя уже нет, с моря дует приятный утренний бриз. Все церкви столицы Португалии заполнены горожанами, которые пришли на утреннюю мессу. Королевская семья во дворце готовится к приему послов, прелатов и министров и торжественной мессе в соборе Сан-Роке, богато украшенном по случаю праздника. Городские улицы полны нарядных людей, направляющихся в церкви, на главные торговые площади или просто прогуливающихся по набережной.
Лиссабонская гавань наполнена судами из портов всего мира, склады и пакгаузы прилегающего к ней Нижнего города забиты самыми разнообразными товарами, привезенными со всех четырех континентов. За два месяца до этого из Рио-де-Жанейро вернулась целая флотилия из 28 судов, доставившая в метрополию почти 2,5 тонны добытого на бразильских приисках золота в песке и самородках – на сумму более 8 млн реалов! Суда также доставили большой груз сахара, тропических специй, слоновой кости, черного и красного дерева, китового уса – товаров, за которые была готова щедро платить вся остальная Европа.
Подходит к концу 1755 г. – один из самых успешных в череде лет процветающего государства. Располагаясь на узкой полоске Пиренейского полуострова, эта «золушка Европы», как называл Португалию Стефан Цвейг, с населением, едва превышавшим полтора миллиона человек, сумела с большой выгодой использовать свое географическое положение. Начав с прокладки морского пути вокруг Африки для доставки в Европу индийских драгоценностей и пряностей с Молуккских островов, она уже к середине XVI в. стала великой морской державой, первооткрывателем всего восточного полушария. Превратив свою столицу во входные ворота для товаров со всего мира, Португалия стала главной таможней Европы и на равных разговаривала с такими европейскими грандами, как Италия, Франция, Германия.
В середине XVIII в. Лиссабон был не только, по сути, главным морским портом Европы, но и четвертым по величине (после Лондона, Парижа и Неаполя) европейским городом с населением около 275 тыс. человек. Этот процветающий и по-настоящему красивый город раскинул свои улицы и кварталы на холмистых склонах правого берега реки Тежу. Среди европейцев была популярной поговорка: Qui no ha visto Lisboa non ha visto cosa boa («Кто не видел Лиссабона, тот не видел красоты»).
Выгодное географическое положение Лиссабона играло важнейшую роль в развитии города и всей Португалии. Город разместился в устье Тежу, которое является великолепной и хорошо защищенной гаванью для судов. В этом отношении Лиссабон имел неоспоримые преимущества перед Кадисом – главным испанским портом на Атлантике, гавань которого была значительно менее удобна, ее низкие отлогие берега плохо защищали от зимних атлантических штормов. Тежу как главная водная артерия Пиренейского полуострова обеспечивала Лиссабону и отличную связь с Толедо, важным экономическим и торговым центром Испании, которая вместе с Португалией делила в XVI–XVII вв. контроль над всем остальным миром.
Но ни богатство, ни защищенная гавань не смогли уберечь блестящую португальскую столицу от стихийного бедствия, которое обрушилось на город праздничным осенним утром 1 ноября 1755 г.
Репетиция Апокалипсиса
Социальные потрясения, например эпидемии, войны и экономические кризисы, и даже такие природные бедствия, как бури и наводнения, обычно имеют какие-то признаки надвигающейся катастрофы, пусть слабые и малозаметные. Однако сильное землетрясение всегда внезапно. Начинаясь неожиданно, оно разрывает время для попавших в него людей, городов и даже целых государств на «до» и «после». Так было во времена античности, так есть сейчас, несмотря на все успехи сейсмологии, специальные государственные программы по прогнозу землетрясений и тысячи разнообразных датчиков и приборов, работающих в сейсмически активных областях.
Но в случае Лиссабонского землетрясения все было не совсем так. Уже после пережитого бедствия люди вспоминали необычные природные явления, которые позднее были расценены как грозные признаки приближения природного катаклизма. Среди них – колебание уровня воды в колодцах, изменение ее вкуса и цвета, смена русла и пересыхание небольших ручьев, появление неприятных сернистых запахов, беспокойство животных… Однако все эти события происходили в разных местах и в разное время, поэтому связать их в единую картину приближающейся природной катастрофы было трудно.
В Лиссабоне землетрясение началось около половины десятого утра по местному времени. Земля содрогнулась, послышался глухой, мощный гул, временами похожий на раскаты грома. Колебания почвы, вначале небольшие, в виде мелкой дрожи, быстро нарастали, в домах начали падать предметы, людям стало трудно держаться на ногах.
В момент начала землетрясения мало кто понимал, как долго оно продлится и насколько сильным окажется. Непосредственно на территории Португалии и вблизи ее границ нет сейсмически активных зон, сильные землетрясения здесь достаточно редки, и повторяются они, согласно историческим данным за последнюю тысячу лет, примерно каждые 52 года (Викулин и др., 2007). Однако за пять предшествующих лет лиссабонцам уже пришлось испытать шесть сейсмических толчков – возможно, это были активные проявления готовящегося сильного землетрясения.
«Люди с лицами бледней, чем у мертвецов, надеялись только на свои ноги; чтобы спасти свою жизнь, они бежали куда глаза глядят, не разбирая дороги. Некоторые из них выскочили из постелей, прикрыв наготу простыней, ища и не находя, где укрыться. Отчаявшиеся, потерявшие надежду на помощь, многие не видели иного способа облегчить свои страдания, как только броситься в объятья бездны, разверзнув уста свои, чтобы испить смерть».
Из письма очевидца события Антониу душ Ремедиуша
Люди на улицах почувствовали, что земля под ногами как будто ожила, камни брусчатки пришли в движение, на поверхности стали заметны земляные волны. Тем, кто находился на палубах кораблей в Лиссабонской бухте, казалось, что высокие здания в городе начали качаться из стороны в сторону, по словам одного из капитанов, «как пшеничные колосья от легкого ветерка в поле». В стенах зданий стали появляться трещины, из которых вылетали кирпичи и камни. По словам очевидцев, сильный гул хорошо слышался только в первую минуту толчков, потом его перекрыли другие звуки катастрофы: грохот падающих предметов и рушащихся стен, рев и вой ужаса животных, крики о помощи…
Жителям равнин, выросшим с понятием незыблемости «земной тверди», трудно представить себе ощущения человека, под ногами которого эта самая «твердь» внезапно приходит в движение. Это ощущение, главным чувством которого является панический страх, можно сравнить лишь с чувством внезапной невесомости при попадании самолета в глубокую воздушную яму, когда каждая секунда кажется вечностью. Люди, живущие в сейсмически активных областях и регулярно ощущающие сотрясения почвы, говорят, что даже 30‑секундное землетрясение кажется бесконечным. А Лиссабонское землетрясение продолжалось 7 минут (!) с двумя короткими перерывами, не всеми замеченными.
«Простой народ был убежден, что пришел день Страшного Суда: усердствуя в проявлении благочестия, люди не расставались с распятиями и изображениями святых; в перерывах между подземными толчками все: и мужчины, и женщины – принимались петь молитвы и совершать над умирающими религиозные обряды; а когда земля вновь начинала трястись, они падали в отчаянии на колени, крича “Господи, Спаси!” пронзительными голосами».
Из письма очевидца события англичанина Томаса Чейза
В самом городе сила толчков по современной 12‑балльной шкале интенсивности землетрясений достигла 10 баллов. По-видимому, здания начали рушиться со второй минуты. На людей, находящихся внутри, валились потолки, балки, стропила и сами черепичные крыши, а на тех, кто был на улицах, – карнизы, балконы, лепнина, а потом и обломки стен. Над городом начало подниматься огромное облако пыли, затмившее солнце и настолько плотное, что людям становилось трудно дышать.
Большинству жителей, хорошо знакомых с библейскими преданиями, стало казаться, что наступил предсказанный в «Апокалипсисе» конец света. Всякий старался спастись сам, забыв в эти страшные минуты про самых близких людей, детей, родителей, «самых верных жен». Как отмечает португальский писатель и историк Р. Товареш (2009) в книге, посвященной Лиссабонскому землетрясению, тема «непомерного себялюбия» стала впоследствии предметом длительного обсуждения, печатного и публичного, поскольку внезапно наступившая катастрофа «обнажила человеческую сущность, показав истинную цену притязаний на добродетель и милосердие».
Полная внезапность катастрофы, исключившая какую-либо возможность оценки ситуации и подготовки к ней, заставила людей действовать в соответствии с глубоко заложенными в человеческую природу инстинктами и подсознательными рефлексами. По словам Товареша, «именно в этом кроется безжалостная правдивость землетрясения: оно обнажает сущность людей, лишившихся своего контекста, своей культуры».
По иронии судьбы большинство зданий на Руа Формоза (Красивая улица), где располагались публичные дома Лиссабона, почти не пострадали, как и их обитательницы. На фоне тысяч погибших в храмах прихожан этот получивший широкую известность факт очень смутил сторонников благочестия и стал одним из центральных пунктов возникшей во всей просвещенной Европе дискуссии о «жестокости» или «благости» Бога.
Когда наконец прекратились сейсмические толчки, стихли подземный гул и грохот, а пыль стала оседать, уцелевшие начали приходить в себя, пытаясь понять, что произошло. Привычный облик города изменился до неузнаваемости: целые кварталы исчезли, узкие улицы были засыпаны обломками. Люди с трудом пробирались в сторону гавани, надеясь найти прибежище на судах. Многие спускались к реке Тежу, уровень которой в момент землетрясения настолько упал, что во многих местах обнажилось дно. Все суда, находившиеся в гавани, ощутили моретрясение, вызванное воздействием сейсмических волн на дно залива, вода в гавани кипела, по поверхности ходили водяные валы. А спустя примерно час после землетрясения со стороны океана пришло цунами…
«Гнев» океана
Очаг Лиссабонского землетрясения располагался в Атлантическом океане, на границе раздела, отделяющей Евроазиатскую плиту от Африканской. Как и для всех землетрясений доинструментальной эры, точное положение эпицентра осталось неизвестным, поэтому предположения о его местоположении приходится делать на основании карты изосейст – линий, ограничивающих зоны, где землетрясение проявилось с одинаковой силой. Для цунамигенных землетрясений местоположение очага может быть уточнено на основе данных о временах пробега цунами. Впрочем, точность таких сведений в эпоху, когда часы считались предметом роскоши, оставляет желать лучшего.
Сейчас очаг Лиссабонского землетрясения ассоциируют с сегментом межплитовой границы раздела длиной около 200 км, который проходит по дну океана в районе локального поднятия дна – вытянутой и достаточно мелководной банки Корриндж. Средняя глубина ложа океана в районе межплитовой границы составляет около 4,5 км, но в районе банки Корриндж она не превышает 400 м. Столь большой перепад глубин мог сыграть свою роль в увеличении интенсивности цунами за счет вклада подводных оползней и гравитационных турбидитных потоков, вызванных землетрясением. Следы этих оползней, сошедших с подводных склонов банки Корриндж, видны в колонках донного бурения, выполнявшегося в этом районе в 1970–1980 гг. в рамках международного проекта глубоководного бурения DSDP (Deep See Drilling Project).
По сообщению капитана корабля, оказавшегося в момент землетрясения в районе банки Корриндж, корпус судна испытывал сильнейшие удары, людей на палубе подбрасывало на высоту до полутора метров. Расстояние от очага землетрясения до гавани Лиссабона составляет около 250 км, и волна цунами может преодолеть его за 50–60 мин – это вполне соответствует данным о времени прихода в гавань первой волны.
По сообщениям очевидцев, всего было три волны, из них максимальная – вторая, она имела высоту 5–6 м, срывала с якорей находившиеся в гавани суда и выбрасывала на берег сотни рыбацких баркасов и лодок. Прилегающие к гавани улицы Байшу (Нижний город) были затоплены на 250–300 м, однако благодаря расположению Лиссабона на склонах холмов, плавно понижающихся к устью Тежу, вклад цунами в общую картину разрушения города оказался относительно небольшим.
Гораздо сильнее от цунами пострадала юго-западная часть побережья страны, где ущерб от него был преобладающим. В районе мыса Сан-Висенте, крайней юго-западной оконечности Пиренейского полуострова, высота волн достигала 15 м. В сообщениях из береговых поселений провинции Алгарве говорилось о 30‑метровых волнах – там были разрушены или серьезно повреждены многие береговые крепости.
Крайне разрушительным оказалось воздействие цунами и на испанское побережье в районе Кадиса, где высота волн достигала 10–12 м. Также сильно пострадал африканский берег к югу от Гибралтара. В марокканских портах Маракеш, Касабланка, Танжер, Рабат и Сафи были разрушены все гавани, высота волн достигала 15 м, а счет жертв цунами шел на тысячи. Высокие волны цунами прокатились на Канарских и Азорских островах.
Чтобы пересечь Атлантику и достичь североамериканского побережья, цунами потребовалось семь часов. Каких-либо данных о высоте волн до нас не дошло, предположительно, они достигали 1,5–2 м. Основной удар пришелся на Карибский бассейн. Цунами прокатилось по всей цепочке Малых Антильских островов, достигнув максимальной высоты в 6,5 м на о. Саба. Документальных свидетельств о жертвах цунами в Карибском регионе нет, но они, несомненно, были, поскольку приближение цунами к западному побережью Атлантики не предварялось никакими сейсмическими предвестниками. Для обитателей Малых Антил приход большой волны оказался совершенно внезапным, и у всех, кто находился на берегу, было мало шансов на спасение.
ПОЧЕМУ СОТРЯСАЕТСЯ ЗЕМЛЯ? Землетрясения сами по себе были обычным явлением во многих странах, таких как Италия, Греция, Персия и Китай, но представления о причинах их возникновения вплоть до XVIII в. практически отсутствовали. Несмотря на колоссальный прорыв в географических познаниях Земли, достигнутый в предыдущих столетиях, сведения о ее внутреннем строении были ограничены глубиной известных пещер и шахт того времени. Все, что лежало ниже этого уровня, оставалось такой же terra incognita, как и во времена античности.
Так, древние японцы полагали, что источниками сотрясений почвы являются движения сома – именно на этой рыбе, по их представлению, и покоились Японские острова. Европейцы довольствовались объяснением Аристотеля, который предполагал, что в землетрясениях виновны ветры (движение воздуха, одного из четырех первоэлементов), ищущие выхода из пещер в недрах Земли, куда они предварительно проникли из атмосферы.
Лиссабонская катастрофа заставила европейских ученых обратить внимание на поиск физических механизмов этого природного явления. Уже в 1760 г. появилась книга английского естествоиспытателя и геолога Д. Митчелла «Предположения о причинах возникновения землетрясений и наблюдения за этим феноменом». Базируясь на достижениях механики того времени, он пришел к правильному выводу, что причиной колебаний почвы при землетрясении является прохождение упругих волн, «вызванных движением пород, находящихся в милях под поверхностью земли».
Землетрясение и связанные с ним события произвели настолько глубокое воздействие на молодого И. Канта, что этот немецкий философ потратил много усилий на сбор всей доступной информации. Результатом его размышлений стало создание собственной теории о причинах землетрясений, где он связывал эти явления с обрушением заполненных горючими газами пустот в земле
Для оценки выделенной в очаге сейсмической энергии используют величину магнитуда землетрясения. Измеряется она в условных единицах (от 1 до 9,5 по шкале Рихтера), которые вычисляются по колебаниям, регистрируемым сейсмографом. Землетрясение 1755 г. было, несомненно, сильнейшим в истории всего Европейского континента: в большинстве европейских исторических каталогов его магнитуда равна 8,5–8,7. А сам создатель магнитудной шкалы, американский сейсмолог Ч. Рихтер (1958) на основании анализа макросейсмического эффекта и распространенности резонансных колебаний (сейшей) уровня воды в европейских озерах оценил его магнитуду в 8,7–9,0.
Принимая во внимание расположение очага, разрушительные проявления цунами на ближайших участках побережья и высоты волн на противоположных берегах Атлантики, мы с полным основанием можем говорить о магнитуде 9,0, т. е. отнести его к классу мегаземлетрясений, способных возбуждать трансокеанские цунами (Гусяков, 2016).
Земля, вода и огонь
Уход с берега третьей волны не стал окончанием постигшей Лиссабон катастрофы. Ближе к вечеру главную опасность для оставшихся в живых стали представлять разгоревшиеся под завалами пожары, всегда возникающие в районах плотной городской застройки при землетрясениях. Пример – гигантский пожар, охвативший Токио после землетрясения 1 сентября 1923 г. Из-за большого количества дерева и бумаги, характерного для традиционного японского дома, пожар быстро превратился в огненный шторм, где нашли свою смерть большинство из 140 тыс. жертв токийского землетрясения.
Дворцы, церкви и жилые дома Лиссабона были преимущественно каменными, но в них были деревянные полы, перекрытия, двери и мебель – пищи для огня, возникшего от опрокинутых свечей, церковных люстр и непогашенных домашних очагов, было достаточно. Множество людей погибло в огне и дыму, не имея возможности выбраться через завалы. Самая страшная участь ждала раненых и покалеченных людей, до которых огонь добрался внутри зданий. Так, в госпитале Всех Святых сгорело 400 больных; такая же участь постигла многих заключенных тюрьмы Инквизиции, наполовину разрушенной землетрясением. Полностью сгорел Королевский дворец, Патриарший собор, здание Лиссабонского оперного театра («Опера ду Техо»), который был открыт всего за семь месяцев до землетрясения.
В огне погибли несметные художественные и культурные ценности, накопленные в Лиссабоне за два предшествующих века. Только в королевской библиотеке находилось более 70 тыс. книг, включая бесценные первопечатные книги, изданные до 1500 г., уникальные географические карты; в королевском архиве хранились судовые журналы, дневники и описания путешествий великих мореплавателей, начиная с Бартоломео Диаса и Васко да Гамы.
Все это было безвозвратно утеряно. Пожары продолжались до самой ночи, тушить их было нечем и некому. Людям, выбравшимся из полностью разрушенных частей города на окружающие холмы, было видно зарево от пожара, довершавшего уничтожение столицы. Есть мнение, что широкому распространению и большой (до трех суток) продолжительности пожаров способствовали горючие газы, поднимавшиеся на поверхность по вскрывшимся трещинам и разломам.
Маркиз Помбал, понимая масштаб и значимость случившегося в Лиссабоне природного бедствия, осознал необходимость точной фиксации происшедшего для потомков. Он сам составил специальный опросник о событии и его последствиях и приказал разослать его во все провинции страны. В него вошли, к примеру, такие вопросы: Как долго продолжалось землетрясение? Сколько было сильных толчков? Какова степень разрушения зданий? Как вели себя животные? Что происходило с источниками воды? Ответы на эти вопросы, до сих пор хранящиеся в национальном архиве Португалии, дали возможность достаточно точно оценить силу землетрясения. Распространение таких опросников после каждого сильного землетрясения стало стандартной практикой только во второй половине XX в.
Королевская семья во время землетрясения не пострадала, но шок от пережитого был таков, что король Дон Жозе I не пожелал восстанавливать разрушенный дворец. Несколько последующих лет королевское семейство провело в полевом лагере на восточной окраине города, у подножия холма Ажуда, где были построены ставшие знаменитыми Королевские шатры.
Подобное поведение, вызванное страхом перед зданиями с толстыми каменными стенами, хорошо защищающими от летней жары, но такими опасными при землетрясении, было типичным для многих выживших лиссабонцев в течение еще многих лет после бедствия. Лишившись крова, большинство горожан были вынуждены перебраться в близлежащие деревни, где они поначалу укрывались в полотняных палатках, а потом стали строить деревянные дома. Страху перед угрозой нового землетрясения в немалой степени способствовали повторные толчки (афтершоки), происходившие много раз в день, которые всегда сопровождают разрядку оставшихся напряжений в очаговой области. И этот процесс продолжался долгие месяцы.
Общее число жертв Лиссабонской катастрофы до сих пор является предметом дебатов, в первую очередь из-за отсутствия точных данных о населении города: фигурируют цифры от 10 до 90 тыс. человек. Точных подсчетов никто не проводил, а оценить сейчас, какая часть жителей погибла под развалинами зданий, а какая – от пожара, не представляется возможным.
С уверенностью можно говорить лишь о том, что число погибших от цунами не могло превышать 10 % от общего числа жертв, поэтому оценка в 1 тыс. человек в этом случае представляется весьма реалистичной (Baptista et al., 1998). Такая цифра была получена из соотношения территорий города, подвергшихся воздействию сейсмических толчков и цунами. В целом Лиссабон расположен на довольно значительном возвышении по отношению к уровню моря в гавани, и даже шестиметровые волны могли залить только прилегающую к порту полосу территории протяженностью не более 2–3 км и шириной в 200–350 м, что составляет небольшую часть от общей площади городской застройки.
«Похоронить мертвых и накормить живых»
Как ни велико было число погибших при Лиссабонском землетрясении, большая часть населения все-таки осталась в живых, хотя и лишилась практически всех средств к существованию. Необходимо было принять срочные и решительные меры для налаживания элементарного быта.
К счастью, в правительстве нашелся человек, который смог взять на себя ответственность за восстановление нормальной жизни жителей столицы и прилегающих к ней районов страны. Им был королевский министр Себастиан Жозе де Карвалью-и-Мелу (граф де Оэйраш), вошедший в историю под именем маркиза Помбала. Здравый смысл и неукротимая энергия этого человека в немалой степени способствовали быстрому началу «спасательных операций», как мы называем это сегодня. Широко известным стал его ответ на заданный королем вопрос, что следует делать в ситуации всеобщего бедствия: «Похоронить мертвых и накормить живых».
Уже в декабре 1755 г. Себастиан Жозе был назначен на пост Секретаря по делам Королевства (что сегодня соответствует посту министра внутренних дел) и фактически принял на себя руководство пострадавшими районами страны. В его лице король Дон Жозе I нашел человека с твердой волей, ясным пониманием ближайших целей и задач и готовностью к самым решительным действиям ради их достижения.
Первостепенной задачей для предотвращения угрозы эпидемии чумы стало предание земле тел погибших людей и животных. Для этого были привлечены армейские части, введенные в город из соседних провинций страны. Отдельной проблемой стало согласование ускоренной процедуры установленных церковью погребальных ритуалов с католическими прелатами. Не менее срочной задачей являлось быстрое восстановление продовольственного снабжения города, для чего были приняты меры для срочного подвоза зерна и других продуктов из окрестных провинций. Торговля велась на площади Россиу, где находилась городская биржа, при этом торговцам было предписано под угрозой серьезных репрессий продавать припасы по ценам, которые были в ходу до землетрясения.
Еще одной важнейшей задачей стала борьба с преступностью. Не успела откатиться третья волна цунами, затопившая портовую часть города, как Лиссабон захватила волна мародерства, грабежей и насилия. Масштабы преступности оказались настолько велики, что для ее пресечения пришлось пойти на самые жестокие меры. Королевским указом предписывалось казнить мародеров и грабителей, пойманных с поличным, в тот же день без суда и следствия. Во всех районах города были поставлены виселицы, которые сразу включились в «работу». После снятия с виселиц преступникам отрубали головы, которые складывали в пирамиды на помостах. Только такими чрезвычайными мерами удалось прекратить грабежи и разгул насилия в разрушенном городе.
Не столь срочной, но не менее важной, была проблема расчистки улиц и восстановления транспортной сети пострадавших районов. Для ее решения королевским указом предписывалось использовать пушки для разрушения всех поврежденных зданий, независимо от их принадлежности (королевские, общественные или частные), и вывоза обломков за пределы города.
По мере налаживания нормальной жизни во весь рост встала проблема возрождения столицы государства. Уже 5 декабря 1755 г. королю был подан проект восстановления Лиссабона, составленный военным инженером, генералом Мануэлом да Майа. Генерал предложил пять вариантов восстановления города, различающиеся по степени радикальности. Четыре первых из них базировались на достаточно разумном даже с точки зрения современной сейсмологии подходе к повторяемости сильных землетрясений. Генерал указывал, что «имевшее место землетрясение не является предвестником нового и, поскольку во все предшествующие годы в Лиссабоне не происходило подобных явлений, не следует ожидать их повторения и в обозримом будущем».
Первый вариант предполагал восстановление города в том же виде, в котором он был до 1 ноября 1755 г., при этом права собственности на участки сохранялись. Этот вариант неизбежно привел бы к восстановлению достаточно хаотичной застройки района Байши, примыкающего к портовой части города. Второй вариант допускал модернизацию главных улиц, в частности их расширение и спрямление, с условием минимизации компенсаций бывшим владельцам участков. В третьем варианте предлагалось вовсе пренебречь правами прежних собственников и исходить только из общегородских интересов; этот план также предусматривал запрет на строительство зданий выше трех этажей.
Наиболее радикальным был четвертый вариант. Согласно этому проекту, город необходимо спланировать заново, а улицы сделать геометрически правильными, при этом частные дома, как и разрушенные общественные здания и храмы, получали новую «прописку». В итоге именно этот вариант был одобрен и реализован. Что касается последнего варианта генерала да Майа, в котором предлагалось строительство новой столицы на незанятых землях между Алкантарой и Беленом, то он не получил поддержки ни правительства, ни самих лиссабонцев.
Потрясение умов
Известие о Лиссабонском землетрясении довольно быстро для «дотелеграфных» времен распространилось по всем уголкам Европы, в первую очередь с помощью газет и частных писем, книг и брошюр, рисунков и гравюр.
Даже в далекой России первая газетная публикация появилась уже 5 декабря 1755 г. «Санкт-Петербургские Ведомости» писали: «С приехавшим из Мадрида курьером получена ведомость, что 1 числа ноября месяца по испанским берегам и во всем Португальском королевстве было ужасное трясение земли, от которого земляные валы и множество каменного строения в разных городах расселись и повалились; также больше половины Португальской столицы Лиссабоны развалилось, и тем в несколько минут около 100 000 народу задавило».
Примечательно, что уже в этой заметке приводится оценка числа погибших при землетрясении – 100 тысяч человек, которая сейчас выглядит сильно завышенной, но это говорит лишь о впечатлении, которое Лиссабонская катастрофа произвела на современников. В погоне за сенсациями в некоторых газетах писали даже, что город «перестал значиться на географических картах».
Росту общественного внимания к этому событию в немалой степени способствовало то обстоятельство, что сейсмические сотрясения ощущались на громадном пространстве – почти на всей западной половине европейского континента, а вызванные ими колебания воды в озерах и заливах наблюдались даже в Скандинавии. Интеллектуалы и мыслители во всей Европе сразу же поняли, что постигшее Португалию бедствие является поводом для глубоких размышлений о природе бытия, о том, что в этом мире принадлежит Богу, а что – обществу, т. е. религии, науке и политике.
В клерикальных кругах преобладала идея «Божественного гнева», подразумевавшая, что катастрофа произошла по причине греховности лиссабонцев, их недостаточного боголюбия и усердия в вере. С этим не могли согласиться представители интеллектуальной элиты «просвещенного» XVIII в.
В «Поэме о гибели Лиссабона», опубликованной уже в декабре 1755 г., французский мыслитель и писатель Вольтер возражал тем, кто считал землетрясение карой Божьей: «Неужели в Лиссабоне, городе меньшем, совершалось больше грехов, чем в Лондоне или в Париже, погрязших в наслаждениях? Лиссабон разрушен, а в Париже танцуют».
А вот поборник идеи «всеобщего блага», немецкий философ и ученый Г. В. Лейбниц признавал, что в этом «лучшем из возможных миров», созданном Богом самым совершенным образом, могут происходить бедствия и катастрофы, которые оборачиваются жестокими страданиями для людей. Однако он указывал, что такие страдания намного меньше тех, которые причиняют себе сами люди, напоминая, что Калигула и Нерон принесли больше зла, чем знаменитые Римские пожары 64 года н. э., уничтожившие половину города.
Продолжая свою полемику с Лейбницем, Вольтер в 1758 г. написал повесть «Кандид, или Оптимизм», где в форме гротескной комедии, разворачивающейся на фоне Лиссабонского бедствия и переходящей в откровенный фарс, высмеивал главный постулат Лейбница: «все хорошо в этом лучшем из миров».
Размышления мыслящих людей Европы о причинах катастрофы не могли не привести к выводу о том, что обе крайние точки зрения на постигшее Лиссабон бедствие не вполне верны. Да, землетрясения в сейсмически активных областях постоянно происходят, но людей убивает не само землетрясения, а крыши и стены больших зданий из тяжелого камня, которые они неразумно строят в таких местностях. Здесь мы можем усмотреть зачатки тех идей, которые уже в XX в. привели к необходимости законодательно регулировать вопросы сейсморайонирования и сейсмостойкого строительства.
Однако даже в наше время научные проблемы реалистичной оценки сейсмической опасности не могут считаться окончательно решенными. Принятая во многих странах методика вероятностной оценки сейсмоопасности PSHA (Probabilistic Seismic Hazard Assessment) подвергается справедливой критике (Kossobokov, Nekrasova, 2012; Mulargia et al., 2017 и др.). А ведь есть еще проблема сейсмостойкого строительства в сейсмически активных районах, т. е. определение необходимого запаса прочности зданий с учетом риска их разрушения во время сейсмических толчков, а также при застройке цунамиопасной зоны.
Даже при наличии консенсуса между учеными-сейсмологами, строительными инженерами и лицами, принимающими решения о строительстве сложных и дорогостоящих объектов или массовой жилищной застройки, реальное воплощение проектов часто оказывается далеким от задуманного. Так, землетрясение в Гаити 12 января 2010 г., при котором погибло около 210 тыс. человек, выявило проблему, связанную с реализацией уже принятых нормативных актов в отношении сейсмостойкого строительства. Оказалось, что, согласно глобальной статистике, уровень смертности при разрушительных землетрясениях в разных странах тесно коррелирует с уровнем коррупции, считающимся «допустимым» в строительной отрасли (Ambrasyes, Bilham, 2011).
Великое Лиссабонское землетрясение, случившееся 1 ноября 1755 г., до сих пор является самым сильным за всю европейскую историю и входит в десятку сильнейших землетрясений мира. Оно не только разрушило одну из богатейших столиц Европы, но и проявилось на огромной территории, равной почти половине континента, где ощущались сотрясения почвы. Все это вместе с достаточно развитыми в то время средствами коммуникации (в виде газет, брошюр, книг, частных почтовых сообщений) всколыхнуло культурное пространство Старого Света.
Сейчас, два с половиной века спустя, при оценке этого, казалось бы, чисто геологического события мы не можем не видеть, что оно произошло на важном культурно-историческом переломе европейской истории. Оно предвосхитило конец многовековой эпохи абсолютных монархий (до Великой французской революции оставалось менее 40 лет), поставило серьезные этические и мировоззренческие вопросы, отчасти поколебав веру великих просветителей середины VIII в. в могущественность научного метода познания мира. В умах простых смертных эта природная катастрофа зародила сомнения в неизменном божественном покровительстве для всех, кто является истинно верующим и строит свою жизнь в соответствии с религиозными заповедями.
Литература
Викулин А. В., Викулина С. А., Аргас Л. Новые данные о Лиссабонском землетрясении 1.11.1755 г. // Вестн. КРАУНЦ. Науки о Земле. 2007. № 2, вып. 10. С. 74–86.
Гусяков В. К. Сильнейшие цунами мирового океана и проблема безопасности морских побережий // Изв. РАН. Физика атмосферы и океана. 2014. Т. 90. № 5. C. 496–507.
Никонов А. А. «Ужасное потрясение» Европы: Лиссабонское землетрясение 1 ноября 1755 г. // Природа. 2005. № 11. С. 21–29.
Тавареш Р. Небольшая книга о великом землетрясении. СПб.: Изд-во Европ. ун-та в С.-Петербурге. 2009. 238 с.
Ambrasyes N., Bilham R. Corruption kills // Nature. 2011. V. 469. P. 153–155.
Baptista M. A., Heitor S., Miranda J. M. et al. The 1755 Lisbon tsunami; evaluation of the tsunami parameters // J. Geodynamics. 1998. V. 25. N. 2. P. 143–157.
Kossobokov V. G., Nekrasova A. K. Global Seismic Hazard Assessment Program Maps are Erroneous // Seismic Instruments. 2012. V. 48. N. 2. P. 162–170.
Kozak J. T., Moreira V. S., Oldroyd D. R. Iconography of the 1755 Lisbon Earthquake. Praha: Geophysical Institute, Academy of Sciences of the Czech Republic, 2005. 84 p.
Santos A., Correia V., Loureiro C., Fernandes P., Marques da Costa N. The historical reconstruction of the 1755 earthquake тand tsunami in downtown Lisbon, Portugal // J. Mar. Sci. Eng. 2019. V. 7. P. 208.
: 19 май 2022 , Охота за антибиотиками , том 93,
№5/6
1 ноября 1755 года по всей католической Европе праздновали День всех святых. В такой праздник посещение мессы для истинного католика — обязательное начало дня.
В Лиссабоне то утро выдалось ясным и почти безветренным. Жители португальской столицы заполнили городские церкви, украшенные множеством свечей. Священники и служки в белых праздничных ризах пели гимны на латыни и читали положенные молитвы. И вдруг сквозь внезапный колокольный звон многие услышали гул, который шёл как будто бы из недр. После этого земля задрожала, и дрожь эта длилась полторы минуты, приводя людей в ужас. Вместе с землёй затряслись и стены зданий. Когда эта жуть прекратилась, многие вздохнули с облегчением. Землетрясения в Лиссабоне изредка случались и кое-кто из пожилых прихожан даже помнил предыдущее, что напугало народ три десятка лет тому назад. Самые ветхие здания тогда потрескались, а некоторые лачуги даже обрушились. Но больше ничего страшного в тот раз не произошло.
Модель Лиссабона до землетрясения 1755 года.
Лиссабон в наши дни. Видно, что от города середины XVIII века почти ничего не осталось.
Когда падре, замолчавший из-за дрожи земной, продолжил читать молитву, пол церкви снова затрясся, да ещё сильнее, чем ранее. На алтарях заходили ходуном образы святых, а колонны, поддерживающие главный неф, начали скрипеть и покрываться паутиной крупных и мелких трещин. Завизжали женщины, но обломки обрушившегося потолка быстро заставили их умолкнуть.
Те, кто опоздал к мессе и стоял ближе всего к выходу на улицу, бросились бежать. Кому-то из них даже повезло выбраться в безопасное место, но многих придавило рухнувшей стеной. Отовсюду доносились испуганные крики, стоны раненых и грохот падающих домов. В воздухе клубились облака пыли от штукатурки и дым от начанающихся пожаров. Ведь в честь Дня всех святых повсюду зажигали свечи и лампады, а когда всё это оказалось на земле, некоторые огоньки не потухли, а подпалили сухую древесину в обломках зданий.
Дрожь земная, учитывая две коротких паузы, когда буйство недр ненадолго утихало, пролилась десять минут. Но этих десяти минут хватило, чтобы Лиссабон, большой и красивый город, разбогатевший на морской торговле за три с лишним века, обратился в руины. Местами разверзлись трещины шириною до шестнадцати футов. Многие выжившие бросились на берег Тежу, надеясь, что на открытом месте им уже ничто не будет угрожать. Но не тут-то было!
Воды Мар-да-Палья вдруг начали отступать от города, обнажив дно, а потом вздыбились, как бешенные кони и нахлынули на порт и Дворцовую площадь (Terreiro do Paco). Здесь высота волны достигала шести метров. Не успели оглушённые и ошеломлённые люди перевести дух после первой, как нахлынула вторая, а потом ещё и третья. Корабли, стоявшие на рейде Лиссабона, а в обычный день их там одновременно находилось до пятидесяти, зашвырнуло на сушу.
Реконструкция событий 1 ноября 1755 года в Лиссабоне.
Но это не спасло город от жуткого пожара, который бушевал несколько часов подряд. Сотни небольших возгораний от опрокинутых свечек и лампад соединились в настоящий огненный шторм. Стена сплошного пламени, буквально выжиравшая и высасывавшая кислород, погубила ещё несколько тысяч человек.
Король Португалии Жозе I и его семья спаслись чудом. Накануне младшая дочь, принцесса Мария Бенедикта, попросила родителей съездить в Белен, поэтому на мессу во дворцовой часовне собрались рано утром, на восходе, а во время землетрясения королевская семья уже находилась за городом. Но король испытал такое нервное потрясение, что до конца жизни отказывался жить в домах из кирпича или камня. Вернувшись в Лиссабон, Жозе обосновался в лагере из палаток и деревянных павильонов на холмах района Ажуда.
Последствия катастрофы 1 ноября 1755 года оказались ужасными. В Лиссабоне было разрушено 85 процентов всех зданий. Из 200 000 тысяч человек, проживавших в столице португальского королевства, погибло, по разным оценкам, от десяти до двадцати процентов населения. С 1755 по 1757 годы количество официально учтённых жителей города сократилось на 31 000 человек. Португалия тогда была хорошо управляема, так что эти данные, скорее всего, точны. По всему миру жертвами землетрясения стали около 50 000 человек.
Ещё было утрачено огромное количество книг, исторические архивы, сотни произведений искусства, собранных в Королевском дворце Рибейра и дворцах португальской знати.
Наиболее точно и аккуратно изображают картину разрушений в Лиссабоне шесть гравюр, созданных Jacques-Philippe Le Bas на основе рисунков очевидцев. В XIX веке их раскрасили.
Развалины башни Святого Роха (она же башня Патриарха) в Лиссабоне.
Развалины здания Оперы (Real Casa da Ópera) в Лиссабоне.
Развалины церкви Святого Павла в Лиссабоне.
Развалины церкви Святого Николая в Лиссабоне.
Развалины собора Лиссабона.
Развалины Королевской часовни, в которой находился Патриархат Лиссабона.
Вот рисунок анонимного автора, скорее всего — француза. Эта картинка довольно точно отображает топографию Лиссабона в 1755 году.
А далее я выложил изображение, которое появилось в книге Georg Ludwig Hartwig «Volcanoes and Earthquakes: A
Popular Description in the Movements in the Earth’s Crust» (1887 год). Оно очень эффектно передаёт драматизм ситуации, но, понятное дело, что художник не думал о точности и о топографии, когда рисовал эту картинку.
Вот вторая картинка в том же духе, скорее всего, созданная уже в наше время.
В центре Лиссабона и поныне можно видеть развалины главной церкви Convento do Carmo. Во второй половине XVIII века до её восстановления просто не дошло дело, ведь властям пришлось заново отстраивать столицу страны. В 1834 году в Португалии провели секуляризацию, когда все религиозные ордена распустили, а их имущество отошло казне. А потом пришла мода на романтизм и живописные руины в центре Лиссабона стали одной из достопримечательностей города.
Развалины главной церкви Конвенто-ду-Карму.
Остаётся ещё сказать несколько слов о восстановлении Лиссабона. По легенде, когда убитый горем король Жозе I спросил у своего Государственного секретаря иностранных и военных дел (фактического правителя страны) Себастьяна Жозе де Карвалью «Что же мы теперь будем делать?», тот ответил: «Похороним мёртвых и позаботимся о живых».
И Карвалью принялся за дело. Сначала он приказал поймать и казнить всех мародёров. Для этого по Лиссабону были поставлены шесть виселиц. После этого армейские части сформировали из крепких и здоровых мужчин отряды, которые тушили пожары и собрали трупы. Всех погибших, в нарушение всех существовавших обычаев, погрузили на баржи и вывезли в Атлантический океан, где эти баржи затопили подальше от берега. Так было предотвращено распространение эпидемий.
Затем группе архитекторов дали задание распланировать центр Лиссабона в едином современном стиле, с широкими прямыми улицами, а инженерам — найти способ сделать здания устойчивыми к землетрясениям.
План реконструкции Лиссабона.
В относительно короткие сроки Лиссабон и все португальские города, пострадавшие от землетрясения 1755 года, были восстановлены.
Луи-Мишель ван Лоо. Портрет Себастьяна Жозе де Карвалью, 1-го маркиза де Помбал. 1766 год. На портрете Карвалью показывает на отстроенный заново Лиссабон.
Текст является личной позицией автора, которая может не совпадать с мнением редакции.
Мы приглашаем читателей к дискуссии.
Пожары и цунами уничтожили многие полотна Рубенса, Тициана и Корреджо. Погибли семьдесят тысяч томов королевской библиотеки и архивы, в которых были документы о путешествиях Васко да Гамы и других мореплавателей. Могила Нуну Алвареша Перейры (национальный герой Португалии, благодаря которому Кастилия перестала посягать на независимость страны) была утеряна, и археологи смогли найти ее лишь спустя 240 лет, в 1996 году.
За год до этого землетрясение произошло в Стамбуле. Погибло около 400 человек, но в христианском мире никто их особенно не жалел.
Португальский историк Руи Тавареш писал:
«Катастрофы в землях неверных казались естественными, ибо они происходили в беспорядочном хаотичном пространстве, лишенном веры в Бога истинного».
По мнению многих тогдашних мыслителей, случившееся предупреждало язычников, что их образ жизни приведет к гибели.
И тут ужасное землетрясение губит один из крупнейших городов мира, столицу безупречно католической монархии. И не в обычный день, а 1 ноября, в День всех святых — важный католический праздник. Такое совпадение, как и поведение лиссабонцев, которые, по воспоминаниям современников, проявили во время землетрясения апофеоз человеческой подлости: «Многие мужья не пытались спасти жен, родители бросали детей», — заставили многих воспринимать эту катастрофу как проявление божьего гнева.
Епископ Коимбры, монах-иезуит Габриель Малагрида заявил:
«Знай, о Лиссабон, что разрушителями наших домов, дворцов, церквей и монастырей, причиной смерти стольких людей и огня, пожравшего столько ценностей, являются твои отвратительные грехи — твои отвратительные грехи, а не кометы, звезды, пар, газы и тому подобные естественные явления».
Такие слова высокопоставленного духовного лица не понравились человеку, которому пришлось справляться с последствиями землетрясения. Звали его Себастьян Жозе ди Карвалью-и-Мелу, а в историю он вошел как маркиз ди Помбал.
Это был весьма амбициозный государственный деятель. На протяжении всего царствования короля Жозе I (1750–1777) маркиз фактически управлял огромной Португальской империей. После землетрясения ди Помбал организовывал лагеря для беженцев, раздавал несчастным пищу и медикаменты из государственных запасов, затеял масштабную перестройку Лиссабона. А чтобы никто не посягал на авторитет власти и не вызывал у португальцев негативных чувств, он начал жестоко расправляться с церковью и иезуитами.
Воспользовавшись словами Малагриды о греховности Лиссабона, ди Помбал обвинил епископа в ереси и кощунстве: мол, тот утверждал, что ему известны Божьи планы, и приписывал Богу ужасное преступление — массовую гибель невинных детей. Малагриду сожгли на костре как ересиарха и лжепророка, на территории Португалии запретили деятельность инквизиции. А в 1759 году маркиз заявил, что иезуиты готовили покушение на короля, и добился того, что деятельность ордена на территории Португалии и всех ее колоний была объявлена вне закона.
Великое лиссабонское землетрясение 1755 года вызвало целую волну атеистических настроений. Вольтер, Гёте, Кант сильно разочаровались в идее всемогущего и всепрощающего Бога — ведь он допустил такую трагедию! На смену доброму Богу, в которого приятно верить, пришло сомнение в его существовании.
В романе Вольтера «Кандид, или Оптимизм» главный герой, узнав о лиссабонском землетрясении, высмеивает Лейбницеву идею о том, что мы «живем в лучшем из возможных миров».
Та же мысль звучит и в «Поэме на бедствие в Лиссабоне». Ведь если этот мир лучший, то почему он такой жестокий?
Гёте, которому на момент землетрясения было шесть лет, позже вспоминал о себе так:
«Мальчик, слышавший, как все вокруг говорят об этом бедствии, был глубоко потрясен. Бог, создатель и охранитель Неба и Земли, Бог, которого считают всезнающим и милосердным, показал себя дурным отцом, ибо он одинаково покарал и праведных, и неправедных».
Пожалуй, только Иммануил Кант пытался связать старое представление о Боге и его всемогуществе с чудовищностью землетрясения и цунами. Лиссабонские события 1755 года существенно повлияли на его идею божественного вмешательства.
Как заметил уже в ХХ веке философ Теодор Адорно, лиссабонское землетрясение «излечило Вольтера от теодицизма Лейбница» и привело его к атеизму. Современный немецкий философ Вернер Хамахер писал, что этот катаклизм создал новый язык для нового мира.
Атеистические настроения были на руку многим монархам, пытавшимся избавиться от влияния католической церкви. Интересно, что наравне с иезуитом Малагридой сожгли и портрет португальского графа де Оливейры, который стал протестантом и бежал в Англию. Уже там этот диссидент написал брошюру, в которой утверждал, что землетрясение — кара португальцам-католикам за их «идолопоклонство».
В 1772 году идею о том, что землетрясение — это наказание лиссабонцам за их грехи, католическая церковь признала ересью, но было поздно.
Катастрофа сыграла решающую роль в развитии атеизма, и многие современные исследователи считают, что по влиянию на философию и культуру Европы лиссабонское землетрясение превзошло даже Первую мировую войну.
Трагедии сплачивают людей, так что 1 ноября 1755 года многие называют еще и датой рождения португальской нации. Кроме общего горя, появились единые системы связи и массовой печати: правительству надо было уведомить всю страну о произошедшем и собрать как можно больше данных о последствиях.
Португальцы сообща трудились над тем, чтобы восстановить Лиссабон, в город приезжали люди со всех концов страны, и это дало свои результаты. Пока маркиз ди Помбал проводил авторитарную модернизацию столицы империи, ее подданные сталкивались друг с другом в повседневной жизни. Простые португальцы получили возможность увидеть самих себя. В итоге под чутким руководством ди Помбала Лиссабон был переустроен по архитектурным лекалам эпохи Просвещения: прямые улицы и широкие проспекты, регулярность планировки — всё это сменило прежний средневековый хаос городского пространства. Португалия получила для себя новую столицу, чтобы, по иронии судьбы, уже в течение полувека лишиться своего имперского статуса. Королевско-республиканская Португалия обрела соответствующую себе столицу еще до того, как успела ею стать.
Великое лиссабонское землетрясение 1755 года навсегда изменило мир. Главное его отличие от революций, смен монархов, войн и иных политических событий в том, что оно было совершенно непредсказуемо.
Современная сейсмология прогнозирует землетрясение в Тихом океане в районе разлома Каскадия (это зона столкновения двух тектонических плит). Исследователи выяснили, что в ближайшие пятьдесят лет в этом месте может произойти землетрясение силой либо 8–8,6 балла (вероятность 33 %), либо 8,7–9,2 балла (вероятность 10 %). Если это случится, то облик планеты изменится самым непредсказуемым образом, ведь только в США в зоне поражения потенциального цунами будет находиться около 50 миллионов человек.
Даже сегодня, несмотря на высчитанную долю вероятности этого события, никто не может сказать, когда именно оно произойдет — завтра или в 2069 году. В 1755-м никакой сейсмологии не существовало даже в зачатке, а значит, предсказать Великое лиссабонское землетрясение было абсолютно невозможно.
Зато можно попытаться представить, как развивалось бы человеческое общество, если бы 1 ноября 1755 года был обычным днем. По какому пути пошла бы история всего мира? Если вспомнить те институты и идеи, которые были прямо или косвенно уничтожены, в мире, в котором лиссабонского землетрясения не было, можно представить три возможных варианта развития событий.
Мир всевластного Ватикана
Епископа Коимбры и монаха-иезуита Габриеля Малагриду светская власть сожгла за заявление, что лиссабонцы сами виноваты в своем несчастье — не надо было грешить. В альтернативной истории не случилось бы ни казни Малагриды, ни удара по христианству в целом. Мораль и философия XVIII века и дальше бы оперировали представлением о всезнающем и всепрощающем Боге, поэтому христианство еще долго бы доминировало в умах и идеях европейцев эпохи, а атеизм и агностицизм считались бы радикальными ответвлениями общественно-политической мысли.
Европейские монархи использовали рост атеистических настроений после лиссабонской катастрофы, чтобы отделить свою власть от церковной и устранить конкурентов — католических епископов и папских прелатов. Логично предположить, что, не случись землетрясения, они сохранили бы свое влияние и политическим лидерам католической Европы пришлось бы к ним прислушиваться. Кардиналов назначали бы на важные государственные должности, а во всех европейских протопарламентах XVIII века священники заседали бы не только как депутаты народных собраний, но и как представители папы римского, чью волю нужно было бы учитывать светским правителям.
Вместо концепции светского государства развивались бы средневековые идеи о том, что христианские монархи защищают христиан в миру, а папа римский — в духовном отношении.
Вместо теории разделения властей и народовластия французским просветителям пришлось бы обосновывать идеи интеграции светской и духовной власти, а XVIII век считался бы веком модернизации христианской политической мысли. После того как такие гуманитарные технологии придумали и обкатали бы в католическом мире, с поправкой на местную специфику их бы переняли в протестантских странах и православной России. Не исключено, что в итоге на троне Российской империи восседал бы император-патриарх, выбираемый совместно Синодом и Сенатом, и при вступлении на престол новому помазаннику божию пришлось бы давать обет безбрачия.
Два важнейших института католической церкви — орден иезуитов и инквизиция — тоже вряд ли бы подверглись репрессиям и гонениям. Наоборот, они, скорее, окончательно утвердились бы в качестве институтов легальной и тайной дипломатии, а также внешней разведки католической церкви, заменив папскому престолу батальоны наемников. Не без помощи Ватикана неугодный монарх в любой момент мог скоропостижно скончаться «от неизвестной болезни». А аристократов и чиновников рангом пониже, как и смутьянов и вольнодумцев, казнили бы на площадях или просто тихо и незаметно выводили бы из игры.
Самые смелые социальные эксперименты католической церкви вроде строительства иезуитского государства в Парагвае по образцу «Утопии» Томаса Мора и «Города Солнца» Кампанеллы не гибли бы, а, наоборот, становились успешными, прирастая территориями. В таком мире в XIX веке вместо утопического и марксистского социализма имел все шансы возникнуть казарменно-католический социализм, с которым светским правителям пришлось бы мириться.
Землетрясение не прошло бы бесследно и для протестантских стран. В конечном итоге отсутствие секуляризации власти в католической Европе могло бы привести к тому, что Габсбургская империя, Испания, Португалия и Франция создали бы военно-политические союзы, направленные против протестантских стран и Османской империи.
Вообще-то цунами, вызванное подземными толчками, задело и юго-запад протестантской Англии, но местные мыслители считали, что это наказание только для католиков. Однако протестантские государства Европы обнаружили бы, что католические монархи создали союз, и тут могло бы возникнуть противостояние двух государственно-политических блоков, в чем-то схожее с событиями, предшествовавшими Тридцатилетней войне, и с самой войной 1618–1648 годов.
Этот конфликт католического Юга Европы и протестантского Севера, скорее всего, оказался бы одним из решающих факторов развития Старого Света во второй половине XVIII и в XIX веке. Сильной стороной протестантских стран стали бы высокие темпы научно-технического прогресса в Англии и Голландии, а слабой — малые подконтрольные территории в Европе (в случае Голландии) и отсутствие единой объединяющей идеологии со своим центром. В свою очередь, сплоченные идеологией, обладающие большими ресурсами и военной мощью католические страны были бы вынуждены постоянно нагонять протестантский Север в области науки, техники и экономики.
Христианская республика французского народа
Рост атеистических настроений в мире после землетрясения 1755 года не только подточил власть церкви, но и стал питательной средой для развития и распространения эгалитаристских политико-правовых идей (весьма условно их можно назвать левыми). Если бы землетрясения не произошло, все радикальные идеи формировались бы в рамках христианских идей и течений. Соответственно, правление Людовика XVI закончилось бы христианской революцией. В итоге к власти пришли бы французские протестанты и сразу начали бы перелицовывать государство под свои идеи и взгляды.
Протестантская революция во Франции стала бы полноценным ответом на усиливающийся рост влияния католической церкви в тогдашнем европоцентричном мире.
В кратчайшие сроки протестантам удалось бы, эксплуатируя новое чувство национальной идентичности, густо замешанное на протестантской теологии, собрать воедино французский народ и подавить выступления сторонников монархии и католической церкви. Войска кальвинистско-протестантской Франции занялись бы экспортом революции. Но после серии долгих и кровопролитных войн с союзом католических монархов и православной России, для которой идеи церковного реформизма также представляли бы опасность, христианская республика французов оказалась бы заперта в границах старой монархии.
А вот США в мире непроигравшего христианства развивались бы по пути, предложенном партией федералистов. Вместо децентрализованной демократической республики Штаты превратились бы в республику аристократическую. Роль аристократии в ней выполнял бы класс плантаторов, что ощутимо замедлило бы борьбу с рабством в США или даже свело ее на нет.
Американо-иберийская война 1899 года
Если бы не Великое землетрясение, Португальской колониальной империи не пришлось бы мобилизовывать огромные ресурсы на восстановление своей столицы. В таком случае империи, которая начала клониться к закату и шиковать на ресурсах нажитых колоний, удалось бы продержаться ощутимо дольше.
Как известно, последняя колония Португалии, китайский город Макао, получила свободу в 1999 году. Ангола и Мозамбик, последние португальские колонии в Африке, обрели независимость в середине 1970-х годов. То есть даже у ослабшей страны, превратившейся из империи в королевство, а потом и в республику с правоавторитарной диктатурой, были силы на сохранение собственных колоний. У Португалии, которой перед лицом борьбы с французской кальвинистской республикой пришлось бы вступить в коалицию с соседней Испанией, ресурса прочности могло бы хватить надолго. Причем это сближение двух католических колониальных иберийских монархий пошло бы на пользу им обеим.
Союз Испании и Португалии не только не пустил бы кальвинистов-революционеров за Пиренейские горы и в Средиземное море, но и успешно противостоял бы Соединенным Штатам, которые стремились выйти из состава колоний.
Движение за независимость Симона Боливара, скорее всего, окончилось бы неудачей, если бы вообще возникло. Первые регулярные трансатлантические рейсы возникли бы между Лиссабоном и Рио-де-Жанейро или между Севильей и Гаваной.
В реальности апофеозом борьбы США с влиянием европейских монархий в Западном полушарии стала американо-испанская война 1899 года, окончательно добившая Испанскую империю. Однако в альтернативной истории союз Лиссабона и Мадрида смог бы если не выиграть эту войну, то добиться по ее итогам восстановления статус-кво. Испанские и португальские колонии в Новом Свете существовали бы на правах широкой автономии, но все-таки были бы зависимы от старых монархических систем.