Поиск ошибок и различных проблем. Поможем решить и исправить
Ошибка инженера кочина фильм 1939 википедия
«Ошибка инженера Кочина» — советский художественный фильм по мотивам пьесы братьев Тур и Льва Шейнина «Очная ставка»; выпущен в 1939 году киностудией Мосфильм.
Сюжет
Действие происходит в Москве конца 1930-х годов. Инженер-конструктор авиационного завода Кочин совершает ошибку, решив взять домой чертежи самолёта, чтобы быстро внести в них правку по результатам последних испытаний. Начальник отдела Мурзин не то чтобы разрешает, но и не запрещает инженеру вынести чертежи с завода. Завербованный иностранной разведкой, он тут же ставит об этом в известность резидента Тривоша.
С помощью соседки по коммунальной квартире и возлюбленной Кочина — Ксении Лебедевой — Тривош проникает в комнату инженера и фотографирует чертежи.
Передача шпионом шифровки о срочной переправке фотографий чертежей за рубеж происходит в пошивочной мастерской, избранной агентами местом встреч. При этом шифровка случайно выпадает из кармана Мурзина. Обнаружив на полу странный клочок бумаги, портной сразу же относит его в органы НКВД. Там секретное сообщение расшифровывают, и следователь Ларцев начинает распутывать дело.
Кочин и Ксения отправляются на прогулку в Пушкино. За ними следит Тривош. Ксения признается Кочину, что она шпионка и обещает ему пойти к следователю.
Тривошу удается избавиться от свидетельницы, толкнув её под поезд, но работники госбезопасности задерживают шпионов.
Сразу же после выхода фильма сценарист Олег Леонидов в газете «Кино» 17 ноября 1939 года отмечал:
…многие статьи и брошюры о методах шпионско-диверсантской работы не обладают такой убедительной силой, как живые образы подлинно художественного произведения. «Ошибка инженера Кочина» — именно такое произведение.
Режиссер Михаил Ромм, начинавший некогда как ассистент А. Мачерета, писал в газете «Кино» 29 ноября 1939 года:
Картина возрождает в нашем искусстве детектив с большой стилистической чистотой и притом на новых, более сложных позициях…
В ролях
Лебедева (Любовь Орлова) и Кочин (Николай Дорохин)
Михаил Жаров — Ларцев, сотрудник ГБ
Сергей Никонов — Лавренко, сотрудник ГБ
Любовь Орлова — Ксения Петровна Лебедева, соседка Кочина
Николай Дорохин — инженер Александр Николаевич Кочин
Борис Петкер — Абрам Самуилович Гуревич, портной
Фаина Раневская — Ида Гуревич
Борис Свобода — Тривош, шпион, агент № 72
Пётр Леонтьев — Галкин, агент иностранной державы
Виктор Ключарёв — Мурзин, вредитель
Леонид Кмит — Андрей Ефимович, официант
Марина Гаврилко — Клавдия Ивановна, официантка
Дмитрий Орловский — железнодорожник (нет в титрах)
Съёмочная группа
Авторы сценария: Юрий Олеша, Александр Мачерет
Режиссёр-постановщик: Александр Мачерет
Оператор-постановщик: Игорь Гелейн
Художник-постановщик: Артур Бергер
Звукорежиссёр: Вячеслав Лещёв
Примечания
Издания
Братья Тур. Очная ставка: Пьеса в 3 д. / Бр. Тур и Л. Шейнин. — Москва; Ленинград: Искусство, 1940 (Москва). — 96 с.; 14 см.
Лебедева (Любовь Орлова) и Кочин (Николай Дорохин)
Михаил Жаров — Ларцев, сотрудник ГБ
Сергей Никонов — Лавренко, сотрудник ГБ
Любовь Орлова — Ксения Петровна Лебедева, соседка Кочина
Николай Дорохин — инженер Александр Николаевич Кочин
Борис Петкер — Абрам Самуилович Гуревич, портной
Фаина Раневская — Ида Гуревич
Борис Свобода — Тривош, шпион, агент № 72
Пётр Леонтьев — Галкин, агент иностранной державы
Виктор Ключарёв — Мурзин, вредитель
Леонид Кмит — Андрей Ефимович, официант
Марина Гаврилко — Клавдия Ивановна, официантка
Дмитрий Орловский — железнодорожник (нет в титрах)
Съёмочная группа
Авторы сценария: Юрий Олеша, Александр Мачерет
Режиссёр-постановщик: Александр Мачерет
Оператор-постановщик: Игорь Гелейн
Художник-постановщик: Артур Бергер
Звукорежиссёр: Вячеслав Лещёв
Примечания
Издания
Братья Тур. Очная ставка: Пьеса в 3 д. / Бр. Тур и Л. Шейнин. — Москва; Ленинград: Искусство, 1940 (Москва). — 96 с.; 14 см.
Эта страница в последний раз была отредактирована 25 июля 2021 в 14:50.
Как только страница обновилась в Википедии она обновляется в Вики 2.
Обычно почти сразу, изредка в течении часа.
Отечественный кинематограф 1930-х годов — до предела идеологизированный, часто оторванный от реальной жизни, подчиненный кондовым штампам соцреализма и жесткой цензуре, тем не менее явление очень интересное. В нем работало много талантливых людей, и талант этот так или иначе прорывался, да и сам набор кинематографических штампов служил зеркалом эпохи. Одним из таких фильмов-зеркал стала лента «Ошибка инженера Кочина» 1939 года, запрограммированная на успех, но оказавшаяся воплощенной несуразицей. Если не говорить о том, что за шпиономанией конца 1930-х годов стояло множество изломанных человеческих судеб.
В 1937 году, когда надо было как-то объяснить и оправдать разгул террора в стране, появилась пьеса «Очная ставка», рассказывающая о бесчинствах шпионов и вредителей на территории СССР и о доблестной борьбе с ними сотрудников органов безопасности. Основным автором был Лев Шейнин, в молодости мечтавший о писательской стезе и даже учившийся в литературном институте, но перешедший на работу в «органы» и сделавший головокружительную карьеру, став ближайшим помощником А.Я. Вышинского, главного советского прокурора. Шейнин занимался делом по убийству Кирова, а потом делом «Право-троцкистского блока» Каменева и Зиновьева, так что с «материалом» был знаком не понаслышке. Отдыхая от трудов, он продолжал баловаться литературой, считаясь основоположником советского детективного жанра. Его «Записки следователя» пользовались большой популярностью, да пьесы на тему ловли шпионов и отщепенцев, созданные вместе с его обычными соавторами братьями Тур (Л.Д. Тубельским и П.Л. Рыжеем), шли по всей стране. Кстати, Шейнин и сам в 1936 году был репрессирован и даже отправлен на Колыму, но вскоре этапирован обратно в Москву и после пересмотра дела освобожден. Так что впечатления у автора накопились разнообразные. Однако для работы над сценарием были приглашены не авторы нашумевшей пьесы, а Юрий Олеша, чьи собственные произведения, кроме «Трех толстяков», с 1936 года находились под негласным запретом, не издавались и не упоминались до 1956 года. Может быть, ему дали возможность доблестным трудом реабилитироваться перед советской властью… Но Олеша был привязан к идеологически выдержанной пьесе, написанной представителем «органов», и сценарий фильма его творческой удачей не стал. К тому же, соавтор Олеши, будущий режиссер фильма Александр Мачерет ограничивал порывы писателя, прикидывая как фантазии Олеши можно будет воплотить на экране практически. На роли в фильме были утверждены признанные звезды: Любовь Орлова, находящаяся на пике популярности, Михаил Жаров, а также необыкновенно талантливые актеры Раневская, Петкер, Кмит (Петька из «Чапаева»)… При таком составе фильм должен быть обречен на успех. Но Жаров в роли следователя госбезопасности, не предполагавшей юмористических красок, утратил свое легендарное обаяние, да и Любовь Орлова смотрелась намного органичнее в фильмах вроде «Цирка», где были песни, танцы, шелка и перья…
В 1937 году, когда надо было как-то объяснить и оправдать разгул террора в стране, появилась пьеса «Очная ставка», рассказывающая о бесчинствах шпионов и вредителей на территории СССР и о доблестной борьбе с ними сотрудников органов безопасности. Основным автором был Лев Шейнин, в молодости мечтавший о писательской стезе и даже учившийся в литературном институте, но перешедший на работу в «органы» и сделавший головокружительную карьеру, став ближайшим помощником А.Я. Вышинского, главного советского прокурора. Шейнин занимался делом по убийству Кирова, а потом делом «Право-троцкистского блока» Каменева и Зиновьева, так что с «материалом» был знаком не понаслышке. Отдыхая от трудов, он продолжал баловаться литературой, считаясь основоположником советского детективного жанра. Его «Записки следователя» пользовались большой популярностью, да пьесы на тему ловли шпионов и отщепенцев, созданные вместе с его обычными соавторами братьями Тур (Л.Д. Тубельским и П.Л. Рыжеем), шли по всей стране. Кстати, Шейнин и сам в 1936 году был репрессирован и даже отправлен на Колыму, но вскоре этапирован обратно в Москву и после пересмотра дела освобожден. Так что впечатления у автора накопились разнообразные. Однако для работы над сценарием были приглашены не авторы нашумевшей пьесы, а Юрий Олеша, чьи собственные произведения, кроме «Трех толстяков», с 1936 года находились под негласным запретом, не издавались и не упоминались до 1956 года. Может быть, ему дали возможность доблестным трудом реабилитироваться перед советской властью… Но Олеша был привязан к идеологически выдержанной пьесе, написанной представителем «органов», и сценарий фильма его творческой удачей не стал. К тому же, соавтор Олеши, будущий режиссер фильма Александр Мачерет ограничивал порывы писателя, прикидывая как фантазии Олеши можно будет воплотить на экране практически. На роли в фильме были утверждены признанные звезды: Любовь Орлова, находящаяся на пике популярности, Михаил Жаров, а также необыкновенно талантливые актеры Раневская, Петкер, Кмит (Петька из «Чапаева»)… При таком составе фильм должен быть обречен на успех. Но Жаров в роли следователя госбезопасности, не предполагавшей юмористических красок, утратил свое легендарное обаяние, да и Любовь Орлова смотрелась намного органичнее в фильмах вроде «Цирка», где были песни, танцы, шелка и перья…
Фильм начинается с несколько растянутого монолога немолодого человека, который нервно курит и рассказывает, с цитированием романса «На заре туманной юности», о том как был счастлив в 1911 году, когда у него была любимая жена, дочка, маленький домик в Саратове и служба акцизного чиновника. И как потом жена убежала с любовником в Париж, разлучив его с дочкой Катенькой, и вот теперь, когда он стар и одинок, несчастный отец не совладал с тоской и попытался перейти государственную границу, чтобы добраться до Парижа к дочке… Почему и оказался «здесь». И тут зритель видит, что «здесь» — это кабинет следователя, а сотрудники органов, сидящие под портретом Сталина, страданиям несчастного отца как-то не особо и сочувствуют, пытаясь сбить его с толку вопросами, кто был городским головой Саратова в 1911 году, да на какой улице стояло Акцизное управление. Сразу понятно, как неуместна сентиментальная улыбка задержанного и его рассказы о мещанских радостях. Дав подписать протокол, отца парижской дочки… отпускают, но следователь (Жаров) сурово смотрит ему вслед и уверенно говорит сам себе: «Шпион!» Жаров вообще постоянно «хлопочет лицом», пытаясь придать ему волевое и проницательное выражение, но этот легкий перекос лица не всегда отвечает задаче.
Выпроводив шпиона, сотрудники НКВД достают из сейфа промокашку, найденную при обыске в желобе под окном шпионской квартиры. На промокашке продавились слова письма, и следователю удается прочитать: «Дорогой друг! Будьте беспощадны к ней…» Из этого делаются два вывода: а) шпион нагло врал о своем одиночестве на допросе, ведь у него есть дорогой друг; б) «опасность нависла над какой-то женщиной»… И сотрудники НКВД решают внимательнее относиться к сводке происшествий, чтобы не пропустить момент, когда шпион пришьет кого-то женского пола и этим саморазоблачится. А тем временем на завод, изготавливающий военную авиационную технику, является инженер Кочин. Оказывается, его уже наградили орденом, но виновнику торжества об этом почему-то никто не сообщил. Будучи человеком политически грамотным, Кочин утром, до службы слушал новости по радио и случайно узнал, что стал орденоносцем. Коллеги, исключительно мужчины, которые тоже слушают радио, оказались в курсе и принялись поздравлять Кочина, а некоторые даже обнимать, прижимать к себе и страстно целовать (пропаганда гомосексуализма в то время была явно неактуальной темой). Сразу понятно, как неуместна сентиментальная улыбка задержанного и его рассказы о мещанских радостях. Дав подписать протокол, отца парижской дочки… отпускают, но следователь (Жаров) сурово смотрит ему вслед и уверенно говорит сам себе: «Шпион!» Жаров вообще постоянно «хлопочет лицом», пытаясь придать ему волевое и проницательное выражение, но этот легкий перекос лица не всегда отвечает задаче.
Выпроводив шпиона, сотрудники НКВД достают из сейфа промокашку, найденную при обыске в желобе под окном шпионской квартиры. На промокашке продавились слова письма, и следователю удается прочитать: «Дорогой друг! Будьте беспощадны к ней…» Из этого делаются два вывода: а) шпион нагло врал о своем одиночестве на допросе, ведь у него есть дорогой друг; б) «опасность нависла над какой-то женщиной»… И сотрудники НКВД решают внимательнее относиться к сводке происшествий, чтобы не пропустить момент, когда шпион пришьет кого-то женского пола и этим саморазоблачится. А тем временем на завод, изготавливающий военную авиационную технику, является инженер Кочин. Оказывается, его уже наградили орденом, но виновнику торжества об этом почему-то никто не сообщил. Будучи человеком политически грамотным, Кочин утром, до службы слушал новости по радио и случайно узнал, что стал орденоносцем. Коллеги, исключительно мужчины, которые тоже слушают радио, оказались в курсе и принялись поздравлять Кочина, а некоторые даже обнимать, прижимать к себе и страстно целовать (пропаганда гомосексуализма в то время была явно неактуальной темой).
Коллектив просит Кочина обмыть награду (что свидетельствует о вполне здоровых дружеских настроениях), но тот под каким-то неубедительным предлогом отказывается (видимо, чтобы не поощрять пьянство) и отвлекает всех на новый самолет, который порхает под заводскими окнами. Летчик сажает машину прямо у подъезда во дворе предприятия. Кочин и его товарищи веселой гурьбой выбегают во двор, чтобы расспросить летчика об испытаниях. Летчик, в свою очередь облобызав Кочина, просит упразднить баки для топлива, а горючее заливать прямо в крыло. Инженер намерен сию секунду переделать модель самолета…
Однако выясняется, что с предприятия все уже ушли (хотя только что рядом с Кочиным и самолетом наблюдалась приличная группа товарищей). Да и самого Кочина уборщица отправляет домой. Попросив у уборщицы разрешения (?) позвонить директору, Кочин попадает на его зама (директор тоже ушел), и говорит, что хотел бы взять секретные чертежи на дом для работы. Зам не то, чтобы разрешает, но и не отказывает, только напоминает об их секретности. А сам тут же в кабинете снимает трубку, соединяется по служебному телефону со шпионами и значительным голосом говорит кодовую фразу: «Сегодня вечером есть возможность приобрести редкое издание Эразма Роттердамского. На дому у владельца»… Шпионщина начинает действовать…
Однако выясняется, что с предприятия все уже ушли (хотя только что рядом с Кочиным и самолетом наблюдалась приличная группа товарищей). Да и самого Кочина уборщица отправляет домой. Попросив у уборщицы разрешения (?) позвонить директору, Кочин попадает на его зама (директор тоже ушел), и говорит, что хотел бы взять секретные чертежи на дом для работы. Зам не то, чтобы разрешает, но и не отказывает, только напоминает об их секретности. А сам тут же в кабинете снимает трубку, соединяется по служебному телефону со шпионами и значительным голосом говорит кодовую фразу: «Сегодня вечером есть возможность приобрести редкое издание Эразма Роттердамского. На дому у владельца»… Шпионщина начинает действовать…
Кочин живет, естественно, в коммуналке. А его соседка Ксения Лебедева (в исполнении Орловой) похоже имеет на него виды и неумело кокетничает. Кочин не прочь поддаться ее чарам. Но любовные сцены происходят странно — Ксения заставляет Кочина чинить старые ходики, он роняет винтик, после чего пара долго ползает по комнате на четвереньках, случайно соприкасаясь лбами и ладонями. Идиллию нарушает звонок иностранного шпиона, призывающего Ксению на встречу (прямо при Кочине, который, конечно, ничего не понимает). Оказывается, она давно завербована и подселена шпионами в квартиру к Кочину совсем не случайно. В переполненном ресторане «Националя» агент западной разведки требует от Ксении выполнения шпионского задания.
Ксения начинает страдать, говорить, что в то время, когда ее завербовали, она была молода и глупа, а теперь ей хотелось бы покоя… И смотрит на резидента туповатым взглядом, который очень удавался Орловой в роли ткачихи Тани Морозовой из «Светлого пути», еще не успевшей стать ударницей и получить ордена и образование. Но все же после прогуки по набережной сдается и за руку приводит шпиона к себе и Кочину домой… Пара крадется в квартиру на цыпочках — теперь Ксения должна пригласить Кочина в свою комнату, а шпион в комнате Кочина сможет воссоединиться с секретными чертежами. Дорвавшись до чертежей, резидент во всю шпионствует, хотя техника у него оставляет желать лучшего — громоздкий фотоаппарат, который надо крепить к столешнице привинчивающимся штативом, и магниевая вспышка, задымившая всю комнату доверчивого инженера… При этом шпион тоже очень хлопочет лицом, изображая на крупных планах то страх, то ненависть. И жадно прислушивается к тому, что происходит за стеной у Ксении, чтобы в случае чего пришить и ее, и Кочина (и даже вытаскивает пистолет в доказательство серьезности намерений).
Ксения начинает страдать, говорить, что в то время, когда ее завербовали, она была молода и глупа, а теперь ей хотелось бы покоя… И смотрит на резидента туповатым взглядом, который очень удавался Орловой в роли ткачихи Тани Морозовой из «Светлого пути», еще не успевшей стать ударницей и получить ордена и образование. Но все же после прогуки по набережной сдается и за руку приводит шпиона к себе и Кочину домой… Пара крадется в квартиру на цыпочках — теперь Ксения должна пригласить Кочина в свою комнату, а шпион в комнате Кочина сможет воссоединиться с секретными чертежами. Дорвавшись до чертежей, резидент во всю шпионствует, хотя техника у него оставляет желать лучшего — громоздкий фотоаппарат, который надо крепить к столешнице привинчивающимся штативом, и магниевая вспышка, задымившая всю комнату доверчивого инженера… При этом шпион тоже очень хлопочет лицом, изображая на крупных планах то страх, то ненависть. И жадно прислушивается к тому, что происходит за стеной у Ксении, чтобы в случае чего пришить и ее, и Кочина (и даже вытаскивает пистолет в доказательство серьезности намерений). Пересняв чертежи и изобразив их каким-то образом в виде шифровки, агент отправляется на явку к связнику. Встреча назначена в подвале, где проживает портной Гуревич, шьющий на дому мужские костюмы. Там, между примерками, резидент передает шифровку связнику с просьбой немедленно отправить на Запад через шведское посольство. Тот довольно небрежно сует листок во внутренний карман (так, чтобы тот наполовину из кармана торчал и мог в любой момент выпасть). Что и случается. Жена портного Идочка в исполнении Раневской довольно неловко подметает полы, ухитрившись повалять пиджак клиента, пока тот на примерке, вытрясти листок с шифровкой, потоптать его ногами и наконец замести в совок с мусором и вынести из комнаты. Что удивительно, вскоре листок, чистый и невредимый оказывается рядом с рабочим столом портного. Тот, выпроводив клиентов-шпионов, берется утюжить брюки, подложив листок под утюг, и… о, ужас, под горячим утюгом проявляются симпатические чернила, которыми записана шифровка! Дурак-связной удалился, не проверив карман и, похоже, даже не вспомнив, что она у него была. Конечно же, портной решает отнести шифровку в НКВД, несмотря на опасения жены…
А Кочин, так и не догадавшийся, что его чертежи уже пересняли, гуляет с Ксенией по подмосковным полям, среди березок и полевых цветов… А за ними, проводя операцию «кустик», неотрывно следует шпион. Наивный инженер объясняется Ксении в любви на мостике, а под мостиком сидит шпион и жадно ловит каждое слово… Для окончательного признания Кочин приглашает Ксению в ресторанчик при станции и заказывает мороженое… А наглый шпион, усевшись за столик невдалеке и прикрывшись газетой, требует пиво и продолжает слежку. И тут Ксения ни с того ни с сего начинает колоться, признаваясь Кочину в своей преступной деятельности. Драматическая сцена удается Орловой плохо, и почти весь эпизод остается за кадром — внимание переключается на официанта, бывшего чапаевского Петьку, влюбленного в буфетчицу. Ухаживая за ней, он говорит ключевую фразу: «При определенных условиях в нашей стране героем может стать каждый!», а когда камера возвращается к Орловой, она уже завершает свою исповедь словами: «Так я стала предательницей»… Кочин, который только что клялся, что не оставит любимую, чтобы она о себе ни рассказала, каменеет лицом и дальше отделывается официальными фразами: «Остальное вы расскажете не мне…», «Надеюсь, вы понимаете, что теперь нужно делать»… Ксения обещает пойти к следователю, и Кочин, оставив ее одну, удаляется вдаль под девизом: «А не пошла бы ты в НКВД!» Ксения, одумавшись, бежит за ним изо всех сил, но тщетно. Не догнать…
Но шпион не зря ошивался по-соседству. В его планы визит Ксении в НКВД не входил, поэтому он постарался отвлечь ее разговором, а потом сбросить с железнодорожного моста на рельсы под колеса поезду. Поезд, переехав барышню, как ни в чем не бывало пошел себе дальше, и вроде бы никто ничего не заметил. Кроме шпиона, наблюдавшего сверху на дело своих рук… Вскоре он направился на новую встречу со связником — в общий читальный зал Библиотеки им. Ленина. Там в тесном окружении читающей публики враги немного пособачились, называя все проблемы шпионажа своими именами, а потом решили скомпрометировать Кочина, настучав директору завода, что инженер таскал секретные чертежи домой. Кочин, почувствовав, что тучи сгущаются, и твердо зная, что в любом сложном случае надо бежать в НКВД — там все поймут, как друзья и отцы родные, отправился на Лубянку, во всем признаться и заодно заложить любимую женщину. Как он объясняет следователю — раз дома Ксения не ночевала, значит, уже арестована, и можно быть откровенным. Следователь с лицом Жарова попенял, что Кочин не пришел к ним еще накануне, едва узнав о предательстве Ксении, и сообщил, что она уже мертва. Кочин, секунду назад готовый сдать ее с потрохами, тут же начал страдать… Добрый следователь, который уже собирался было задержать Кочина и даже отнял у него пропуск, слегка подумав, сказал : «Из-за необоснованных подозрений и плохо сложившихся обстоятельств мы таких людей как Кочин в обиду не дадим!», пропуск подписал и отправил страдальца домой.
Но шпион не зря ошивался по-соседству. В его планы визит Ксении в НКВД не входил, поэтому он постарался отвлечь ее разговором, а потом сбросить с железнодорожного моста на рельсы под колеса поезду. Поезд, переехав барышню, как ни в чем не бывало пошел себе дальше, и вроде бы никто ничего не заметил. Кроме шпиона, наблюдавшего сверху на дело своих рук… Вскоре он направился на новую встречу со связником — в общий читальный зал Библиотеки им. Ленина. Там в тесном окружении читающей публики враги немного пособачились, называя все проблемы шпионажа своими именами, а потом решили скомпрометировать Кочина, настучав директору завода, что инженер таскал секретные чертежи домой. Кочин, почувствовав, что тучи сгущаются, и твердо зная, что в любом сложном случае надо бежать в НКВД — там все поймут, как друзья и отцы родные, отправился на Лубянку, во всем признаться и заодно заложить любимую женщину. Как он объясняет следователю — раз дома Ксения не ночевала, значит, уже арестована, и можно быть откровенным. Следователь с лицом Жарова попенял, что Кочин не пришел к ним еще накануне, едва узнав о предательстве Ксении, и сообщил, что она уже мертва. Кочин, секунду назад готовый сдать ее с потрохами, тут же начал страдать… Добрый следователь, который уже собирался было задержать Кочина и даже отнял у него пропуск, слегка подумав, сказал : «Из-за необоснованных подозрений и плохо сложившихся обстоятельств мы таких людей как Кочин в обиду не дадим!», пропуск подписал и отправил страдальца домой.
Ну, а потом сошлось уже все — расшифрованные коды в записке, принесенной портным, признание Кочина, показания официанта, обслуживавшего шпиона-убийцу, долгожданные сведения об убитой женщине, оказавшейся завербованным агентом иностранной разведки, и пиджак с разорванной запиской в кармане, который шпион зачем-то сунул в дупло дерева на месте убийства… А в записке, собранной из клочков, те самые слова: «Дорогой друг… Будьте беспощадны к ней…», уже читанные на роковой промокашке. Теперь уж сотрудникам НКВД легче легкого разоблачить всю шайку и арестовать шпионов и вредителей — начиная от папы парижской дочери и до двурушника, окопавшегося на авиационном заводе. И даже молодой, неопытный сотрудник в пылу борьбы собственноручно задерживает на квартире портного сразу двух матерых шпионов, не пытавшихся оказать сопротивления, а делавших лишь вялые попытки удрать…
Шейнин еще раз попал под арест уже в 1951 году, после смерти Михоэлса (он занимался расследованием его гибели, сделав неправильные и неугодные высоким властям выводы). Теперь он проходил по делу «сионистского центра», которое для многих закончилось трагически. Но имя Шейнина из расстрельных списков вычеркнул сам Сталин, написав — «Этого не расстреливать. Хорошие рассказы пишет». Так во всяком случае говорят все мемуаристы, упоминая Шейнина. После реабилитации Шейнин на прежнюю службу не вернулся, занялся исключительно литературным трудом и назначался на ряд крупных постов, вроде главного редактора киностудии Мосфильм и главы отделения драмы Союза писателей СССР. Артист Василий Ливанов как-то посоветовал Шейнину написать мемуары о своей необыкновенной жизни. «Васечка, вы что, с ума сошли?» — ответил тот. А фамилия Олеши в титрах фильма не значится. И в его фильмографии среди других сценариев «Ошибку инженера Кочина» упоминают не всегда. Только по специальным справочникам и можно установить, кто писал сценарий к фильму. Автор сценария этой работы, надо полагать, стеснялся.
Николай Дорохин
Любовь Орлова
Михаил Жаров
Сергей Никонов
Борис Петкер
Фаина Раневская
Борис Свобода
Петр Леонтьев
Виктор Ключарев
Леонид Кмит
Марина Гаврилко
Дмитрий Орловский
Оператор
Игорь Гелейн
Кинокомпания
Мосфильм
Длительность
111 мин.
Страна
СССР
Язык
русский
Год
1939
IMDb
ID 0175993
«Ошибка инженера Кочина» — художественный фильм, снятый по мотивам пьесы братьев Тур и Льва Шейнина «Очная ставка»; выпущен в 1939 году киностудией Мосфильм.
Cюжет
Действие происходит в Москве 30-х годов ХХ века. Инженер-конструктор московского авиационного завода Кочин совершает большую ошибку, решив взять домой на ночь секретные чертежи самолёта, чтобы внести в них правку по результатам лётных испытаний. Начальник отдела Мурзин не выдает ему такое разрешение, но и не запрещает. Никто не знал, что за этими чертежами уже давно охотится иностранная разведка. Ситуацией пользуется агент иностранной разведки Тривош: с помощью соседки и возлюбленной Кочина — Ксении Лебедевой — он проникает в комнату инженера и фотографирует чертежи. После встречи Тривоша с агентом в мастерской портного, шифровка случайно попадает к портному, который сразу относит ее в НКВД. Один из персонажей фильма изрекает фразу: «В нашей стране при определённых обстоятельствах каждый человек героем может стать». Получив вещественные доказательства, следователь Ларцев начинает распутывать дело. В то же время Кочин и Ксения Лебедева, будучи под наблюдением Тривоша, отправляются на прогулку в Пушкино. Кочин слышит от Ксении признание: она — шпионка, но обещает пойти к следователю. Тривошу удается избавиться от свидетельницы, но от Ларцева ему так просто не уйти…
В ролях
Кочин и Лебедева
Михаил Жаров — Ларцев, сотрудник ГБ
Сергей Никонов — Лавренко, сотрудник ГБ
Любовь Орлова — Ксения Петровна Лебедева, соседка Кочина
Николай Дорохин — инженер Александр Николаевич Кочин
Борис Петкер — Абрам Самуилович Гуревич, портной
Фаина Раневская — Ида Гуревич
Борис Свобода — Тривош, шпион
Пётр Леонтьев — Галкин, агент
Виктор Ключарев — Мурзин, вредитель
Леонид Кмит — Андрей Ефимович, официант
Марина Гаврилко — Клавдия Ивановна, официантка
Дмитрий Орловский — железнодорожник (нет в титрах)
Съёмочная группа
Авторы сценария: Юрий Олеша, Александр Мачерет
Режиссёр-постановщик: Александр Мачерет
Оператор-постановщик: Игорь Гелейн
Художник-постановщик: Артур Бергер
Звукорежиссёр: Вячеслав Лещев
Интересные факты
• Сцена убийства Ксении, по сюжету происходящая в Пушкино, снималась в Мытищах, на железнодорожной развязке главного хода и Монинской ветки.
Отечественный кинематограф 1930-х годов — до предела идеологизированный, часто оторванный от реальной жизни, подчиненный кондовым штампам соцреализма и жесткой цензуре, тем не менее явление очень интересное. В нем работало много талантливых людей, и талант этот так или иначе прорывался, да и сам набор кинематографических штампов служил зеркалом эпохи. Одним из таких фильмов-зеркал стала лента «Ошибка инженера Кочина» 1939 года, запрограммированная на успех, но оказавшаяся воплощенной несуразицей. Если не говорить о том, что за шпиономанией конца 1930-х годов стояло множество изломанных человеческих судеб.
В 1937 году, когда надо было как-то объяснить и оправдать разгул террора в стране, появилась пьеса «Очная ставка», рассказывающая о бесчинствах шпионов и вредителей на территории СССР и о доблестной борьбе с ними сотрудников органов безопасности. Основным автором был Лев Шейнин, в молодости мечтавший о писательской стезе и даже учившийся в литературном институте, но перешедший на работу в «органы» и сделавший головокружительную карьеру, став ближайшим помощником А.Я. Вышинского, главного советского прокурора. Шейнин занимался делом по убийству Кирова, а потом делом «Право-троцкистского блока» Каменева и Зиновьева, так что с «материалом» был знаком не понаслышке. Отдыхая от трудов, он продолжал баловаться литературой, считаясь основоположником советского детективного жанра. Его «Записки следователя» пользовались большой популярностью, да пьесы на тему ловли шпионов и отщепенцев, созданные вместе с его обычными соавторами братьями Тур (Л.Д. Тубельским и П.Л. Рыжеем), шли по всей стране. Кстати, Шейнин и сам в 1936 году был репрессирован и даже отправлен на Колыму, но вскоре этапирован обратно в Москву и после пересмотра дела освобожден. Так что впечатления у автора накопились разнообразные. Однако для работы над сценарием были приглашены не авторы нашумевшей пьесы, а Юрий Олеша, чьи собственные произведения, кроме «Трех толстяков», с 1936 года находились под негласным запретом, не издавались и не упоминались до 1956 года. Может быть, ему дали возможность доблестным трудом реабилитироваться перед советской властью… Но Олеша был привязан к идеологически выдержанной пьесе, написанной представителем «органов», и сценарий фильма его творческой удачей не стал. К тому же, соавтор Олеши, будущий режиссер фильма Александр Мачерет ограничивал порывы писателя, прикидывая как фантазии Олеши можно будет воплотить на экране практически. На роли в фильме были утверждены признанные звезды: Любовь Орлова, находящаяся на пике популярности, Михаил Жаров, а также необыкновенно талантливые актеры Раневская, Петкер, Кмит (Петька из «Чапаева»)… При таком составе фильм должен быть обречен на успех. Но Жаров в роли следователя госбезопасности, не предполагавшей юмористических красок, утратил свое легендарное обаяние, да и Любовь Орлова смотрелась намного органичнее в фильмах вроде «Цирка», где были песни, танцы, шелка и перья…
В 1937 году, когда надо было как-то объяснить и оправдать разгул террора в стране, появилась пьеса «Очная ставка», рассказывающая о бесчинствах шпионов и вредителей на территории СССР и о доблестной борьбе с ними сотрудников органов безопасности. Основным автором был Лев Шейнин, в молодости мечтавший о писательской стезе и даже учившийся в литературном институте, но перешедший на работу в «органы» и сделавший головокружительную карьеру, став ближайшим помощником А.Я. Вышинского, главного советского прокурора. Шейнин занимался делом по убийству Кирова, а потом делом «Право-троцкистского блока» Каменева и Зиновьева, так что с «материалом» был знаком не понаслышке. Отдыхая от трудов, он продолжал баловаться литературой, считаясь основоположником советского детективного жанра. Его «Записки следователя» пользовались большой популярностью, да пьесы на тему ловли шпионов и отщепенцев, созданные вместе с его обычными соавторами братьями Тур (Л.Д. Тубельским и П.Л. Рыжеем), шли по всей стране. Кстати, Шейнин и сам в 1936 году был репрессирован и даже отправлен на Колыму, но вскоре этапирован обратно в Москву и после пересмотра дела освобожден. Так что впечатления у автора накопились разнообразные. Однако для работы над сценарием были приглашены не авторы нашумевшей пьесы, а Юрий Олеша, чьи собственные произведения, кроме «Трех толстяков», с 1936 года находились под негласным запретом, не издавались и не упоминались до 1956 года. Может быть, ему дали возможность доблестным трудом реабилитироваться перед советской властью… Но Олеша был привязан к идеологически выдержанной пьесе, написанной представителем «органов», и сценарий фильма его творческой удачей не стал. К тому же, соавтор Олеши, будущий режиссер фильма Александр Мачерет ограничивал порывы писателя, прикидывая как фантазии Олеши можно будет воплотить на экране практически. На роли в фильме были утверждены признанные звезды: Любовь Орлова, находящаяся на пике популярности, Михаил Жаров, а также необыкновенно талантливые актеры Раневская, Петкер, Кмит (Петька из «Чапаева»)… При таком составе фильм должен быть обречен на успех. Но Жаров в роли следователя госбезопасности, не предполагавшей юмористических красок, утратил свое легендарное обаяние, да и Любовь Орлова смотрелась намного органичнее в фильмах вроде «Цирка», где были песни, танцы, шелка и перья…
Фильм начинается с несколько растянутого монолога немолодого человека, который нервно курит и рассказывает, с цитированием романса «На заре туманной юности», о том как был счастлив в 1911 году, когда у него была любимая жена, дочка, маленький домик в Саратове и служба акцизного чиновника. И как потом жена убежала с любовником в Париж, разлучив его с дочкой Катенькой, и вот теперь, когда он стар и одинок, несчастный отец не совладал с тоской и попытался перейти государственную границу, чтобы добраться до Парижа к дочке… Почему и оказался «здесь». И тут зритель видит, что «здесь» — это кабинет следователя, а сотрудники органов, сидящие под портретом Сталина, страданиям несчастного отца как-то не особо и сочувствуют, пытаясь сбить его с толку вопросами, кто был городским головой Саратова в 1911 году, да на какой улице стояло Акцизное управление. Сразу понятно, как неуместна сентиментальная улыбка задержанного и его рассказы о мещанских радостях. Дав подписать протокол, отца парижской дочки… отпускают, но следователь (Жаров) сурово смотрит ему вслед и уверенно говорит сам себе: «Шпион!» Жаров вообще постоянно «хлопочет лицом», пытаясь придать ему волевое и проницательное выражение, но этот легкий перекос лица не всегда отвечает задаче.
Выпроводив шпиона, сотрудники НКВД достают из сейфа промокашку, найденную при обыске в желобе под окном шпионской квартиры. На промокашке продавились слова письма, и следователю удается прочитать: «Дорогой друг! Будьте беспощадны к ней…» Из этого делаются два вывода: а) шпион нагло врал о своем одиночестве на допросе, ведь у него есть дорогой друг; б) «опасность нависла над какой-то женщиной»… И сотрудники НКВД решают внимательнее относиться к сводке происшествий, чтобы не пропустить момент, когда шпион пришьет кого-то женского пола и этим саморазоблачится. А тем временем на завод, изготавливающий военную авиационную технику, является инженер Кочин. Оказывается, его уже наградили орденом, но виновнику торжества об этом почему-то никто не сообщил. Будучи человеком политически грамотным, Кочин утром, до службы слушал новости по радио и случайно узнал, что стал орденоносцем. Коллеги, исключительно мужчины, которые тоже слушают радио, оказались в курсе и принялись поздравлять Кочина, а некоторые даже обнимать, прижимать к себе и страстно целовать (пропаганда гомосексуализма в то время была явно неактуальной темой). Сразу понятно, как неуместна сентиментальная улыбка задержанного и его рассказы о мещанских радостях. Дав подписать протокол, отца парижской дочки… отпускают, но следователь (Жаров) сурово смотрит ему вслед и уверенно говорит сам себе: «Шпион!» Жаров вообще постоянно «хлопочет лицом», пытаясь придать ему волевое и проницательное выражение, но этот легкий перекос лица не всегда отвечает задаче.
Выпроводив шпиона, сотрудники НКВД достают из сейфа промокашку, найденную при обыске в желобе под окном шпионской квартиры. На промокашке продавились слова письма, и следователю удается прочитать: «Дорогой друг! Будьте беспощадны к ней…» Из этого делаются два вывода: а) шпион нагло врал о своем одиночестве на допросе, ведь у него есть дорогой друг; б) «опасность нависла над какой-то женщиной»… И сотрудники НКВД решают внимательнее относиться к сводке происшествий, чтобы не пропустить момент, когда шпион пришьет кого-то женского пола и этим саморазоблачится. А тем временем на завод, изготавливающий военную авиационную технику, является инженер Кочин. Оказывается, его уже наградили орденом, но виновнику торжества об этом почему-то никто не сообщил. Будучи человеком политически грамотным, Кочин утром, до службы слушал новости по радио и случайно узнал, что стал орденоносцем. Коллеги, исключительно мужчины, которые тоже слушают радио, оказались в курсе и принялись поздравлять Кочина, а некоторые даже обнимать, прижимать к себе и страстно целовать (пропаганда гомосексуализма в то время была явно неактуальной темой).
Коллектив просит Кочина обмыть награду (что свидетельствует о вполне здоровых дружеских настроениях), но тот под каким-то неубедительным предлогом отказывается (видимо, чтобы не поощрять пьянство) и отвлекает всех на новый самолет, который порхает под заводскими окнами. Летчик сажает машину прямо у подъезда во дворе предприятия. Кочин и его товарищи веселой гурьбой выбегают во двор, чтобы расспросить летчика об испытаниях. Летчик, в свою очередь облобызав Кочина, просит упразднить баки для топлива, а горючее заливать прямо в крыло. Инженер намерен сию секунду переделать модель самолета…
Однако выясняется, что с предприятия все уже ушли (хотя только что рядом с Кочиным и самолетом наблюдалась приличная группа товарищей). Да и самого Кочина уборщица отправляет домой. Попросив у уборщицы разрешения (?) позвонить директору, Кочин попадает на его зама (директор тоже ушел), и говорит, что хотел бы взять секретные чертежи на дом для работы. Зам не то, чтобы разрешает, но и не отказывает, только напоминает об их секретности. А сам тут же в кабинете снимает трубку, соединяется по служебному телефону со шпионами и значительным голосом говорит кодовую фразу: «Сегодня вечером есть возможность приобрести редкое издание Эразма Роттердамского. На дому у владельца»… Шпионщина начинает действовать…
Однако выясняется, что с предприятия все уже ушли (хотя только что рядом с Кочиным и самолетом наблюдалась приличная группа товарищей). Да и самого Кочина уборщица отправляет домой. Попросив у уборщицы разрешения (?) позвонить директору, Кочин попадает на его зама (директор тоже ушел), и говорит, что хотел бы взять секретные чертежи на дом для работы. Зам не то, чтобы разрешает, но и не отказывает, только напоминает об их секретности. А сам тут же в кабинете снимает трубку, соединяется по служебному телефону со шпионами и значительным голосом говорит кодовую фразу: «Сегодня вечером есть возможность приобрести редкое издание Эразма Роттердамского. На дому у владельца»… Шпионщина начинает действовать…
Кочин живет, естественно, в коммуналке. А его соседка Ксения Лебедева (в исполнении Орловой) похоже имеет на него виды и неумело кокетничает. Кочин не прочь поддаться ее чарам. Но любовные сцены происходят странно — Ксения заставляет Кочина чинить старые ходики, он роняет винтик, после чего пара долго ползает по комнате на четвереньках, случайно соприкасаясь лбами и ладонями. Идиллию нарушает звонок иностранного шпиона, призывающего Ксению на встречу (прямо при Кочине, который, конечно, ничего не понимает). Оказывается, она давно завербована и подселена шпионами в квартиру к Кочину совсем не случайно. В переполненном ресторане «Националя» агент западной разведки требует от Ксении выполнения шпионского задания.
Ксения начинает страдать, говорить, что в то время, когда ее завербовали, она была молода и глупа, а теперь ей хотелось бы покоя… И смотрит на резидента туповатым взглядом, который очень удавался Орловой в роли ткачихи Тани Морозовой из «Светлого пути», еще не успевшей стать ударницей и получить ордена и образование. Но все же после прогуки по набережной сдается и за руку приводит шпиона к себе и Кочину домой… Пара крадется в квартиру на цыпочках — теперь Ксения должна пригласить Кочина в свою комнату, а шпион в комнате Кочина сможет воссоединиться с секретными чертежами. Дорвавшись до чертежей, резидент во всю шпионствует, хотя техника у него оставляет желать лучшего — громоздкий фотоаппарат, который надо крепить к столешнице привинчивающимся штативом, и магниевая вспышка, задымившая всю комнату доверчивого инженера… При этом шпион тоже очень хлопочет лицом, изображая на крупных планах то страх, то ненависть. И жадно прислушивается к тому, что происходит за стеной у Ксении, чтобы в случае чего пришить и ее, и Кочина (и даже вытаскивает пистолет в доказательство серьезности намерений).
Ксения начинает страдать, говорить, что в то время, когда ее завербовали, она была молода и глупа, а теперь ей хотелось бы покоя… И смотрит на резидента туповатым взглядом, который очень удавался Орловой в роли ткачихи Тани Морозовой из «Светлого пути», еще не успевшей стать ударницей и получить ордена и образование. Но все же после прогуки по набережной сдается и за руку приводит шпиона к себе и Кочину домой… Пара крадется в квартиру на цыпочках — теперь Ксения должна пригласить Кочина в свою комнату, а шпион в комнате Кочина сможет воссоединиться с секретными чертежами. Дорвавшись до чертежей, резидент во всю шпионствует, хотя техника у него оставляет желать лучшего — громоздкий фотоаппарат, который надо крепить к столешнице привинчивающимся штативом, и магниевая вспышка, задымившая всю комнату доверчивого инженера… При этом шпион тоже очень хлопочет лицом, изображая на крупных планах то страх, то ненависть. И жадно прислушивается к тому, что происходит за стеной у Ксении, чтобы в случае чего пришить и ее, и Кочина (и даже вытаскивает пистолет в доказательство серьезности намерений). Пересняв чертежи и изобразив их каким-то образом в виде шифровки, агент отправляется на явку к связнику. Встреча назначена в подвале, где проживает портной Гуревич, шьющий на дому мужские костюмы. Там, между примерками, резидент передает шифровку связнику с просьбой немедленно отправить на Запад через шведское посольство. Тот довольно небрежно сует листок во внутренний карман (так, чтобы тот наполовину из кармана торчал и мог в любой момент выпасть). Что и случается. Жена портного Идочка в исполнении Раневской довольно неловко подметает полы, ухитрившись повалять пиджак клиента, пока тот на примерке, вытрясти листок с шифровкой, потоптать его ногами и наконец замести в совок с мусором и вынести из комнаты. Что удивительно, вскоре листок, чистый и невредимый оказывается рядом с рабочим столом портного. Тот, выпроводив клиентов-шпионов, берется утюжить брюки, подложив листок под утюг, и… о, ужас, под горячим утюгом проявляются симпатические чернила, которыми записана шифровка! Дурак-связной удалился, не проверив карман и, похоже, даже не вспомнив, что она у него была. Конечно же, портной решает отнести шифровку в НКВД, несмотря на опасения жены…
А Кочин, так и не догадавшийся, что его чертежи уже пересняли, гуляет с Ксенией по подмосковным полям, среди березок и полевых цветов… А за ними, проводя операцию «кустик», неотрывно следует шпион. Наивный инженер объясняется Ксении в любви на мостике, а под мостиком сидит шпион и жадно ловит каждое слово… Для окончательного признания Кочин приглашает Ксению в ресторанчик при станции и заказывает мороженое… А наглый шпион, усевшись за столик невдалеке и прикрывшись газетой, требует пиво и продолжает слежку. И тут Ксения ни с того ни с сего начинает колоться, признаваясь Кочину в своей преступной деятельности. Драматическая сцена удается Орловой плохо, и почти весь эпизод остается за кадром — внимание переключается на официанта, бывшего чапаевского Петьку, влюбленного в буфетчицу. Ухаживая за ней, он говорит ключевую фразу: «При определенных условиях в нашей стране героем может стать каждый!», а когда камера возвращается к Орловой, она уже завершает свою исповедь словами: «Так я стала предательницей»… Кочин, который только что клялся, что не оставит любимую, чтобы она о себе ни рассказала, каменеет лицом и дальше отделывается официальными фразами: «Остальное вы расскажете не мне…», «Надеюсь, вы понимаете, что теперь нужно делать»… Ксения обещает пойти к следователю, и Кочин, оставив ее одну, удаляется вдаль под девизом: «А не пошла бы ты в НКВД!» Ксения, одумавшись, бежит за ним изо всех сил, но тщетно. Не догнать…
Но шпион не зря ошивался по-соседству. В его планы визит Ксении в НКВД не входил, поэтому он постарался отвлечь ее разговором, а потом сбросить с железнодорожного моста на рельсы под колеса поезду. Поезд, переехав барышню, как ни в чем не бывало пошел себе дальше, и вроде бы никто ничего не заметил. Кроме шпиона, наблюдавшего сверху на дело своих рук… Вскоре он направился на новую встречу со связником — в общий читальный зал Библиотеки им. Ленина. Там в тесном окружении читающей публики враги немного пособачились, называя все проблемы шпионажа своими именами, а потом решили скомпрометировать Кочина, настучав директору завода, что инженер таскал секретные чертежи домой. Кочин, почувствовав, что тучи сгущаются, и твердо зная, что в любом сложном случае надо бежать в НКВД — там все поймут, как друзья и отцы родные, отправился на Лубянку, во всем признаться и заодно заложить любимую женщину. Как он объясняет следователю — раз дома Ксения не ночевала, значит, уже арестована, и можно быть откровенным. Следователь с лицом Жарова попенял, что Кочин не пришел к ним еще накануне, едва узнав о предательстве Ксении, и сообщил, что она уже мертва. Кочин, секунду назад готовый сдать ее с потрохами, тут же начал страдать… Добрый следователь, который уже собирался было задержать Кочина и даже отнял у него пропуск, слегка подумав, сказал : «Из-за необоснованных подозрений и плохо сложившихся обстоятельств мы таких людей как Кочин в обиду не дадим!», пропуск подписал и отправил страдальца домой.
Но шпион не зря ошивался по-соседству. В его планы визит Ксении в НКВД не входил, поэтому он постарался отвлечь ее разговором, а потом сбросить с железнодорожного моста на рельсы под колеса поезду. Поезд, переехав барышню, как ни в чем не бывало пошел себе дальше, и вроде бы никто ничего не заметил. Кроме шпиона, наблюдавшего сверху на дело своих рук… Вскоре он направился на новую встречу со связником — в общий читальный зал Библиотеки им. Ленина. Там в тесном окружении читающей публики враги немного пособачились, называя все проблемы шпионажа своими именами, а потом решили скомпрометировать Кочина, настучав директору завода, что инженер таскал секретные чертежи домой. Кочин, почувствовав, что тучи сгущаются, и твердо зная, что в любом сложном случае надо бежать в НКВД — там все поймут, как друзья и отцы родные, отправился на Лубянку, во всем признаться и заодно заложить любимую женщину. Как он объясняет следователю — раз дома Ксения не ночевала, значит, уже арестована, и можно быть откровенным. Следователь с лицом Жарова попенял, что Кочин не пришел к ним еще накануне, едва узнав о предательстве Ксении, и сообщил, что она уже мертва. Кочин, секунду назад готовый сдать ее с потрохами, тут же начал страдать… Добрый следователь, который уже собирался было задержать Кочина и даже отнял у него пропуск, слегка подумав, сказал : «Из-за необоснованных подозрений и плохо сложившихся обстоятельств мы таких людей как Кочин в обиду не дадим!», пропуск подписал и отправил страдальца домой.
Ну, а потом сошлось уже все — расшифрованные коды в записке, принесенной портным, признание Кочина, показания официанта, обслуживавшего шпиона-убийцу, долгожданные сведения об убитой женщине, оказавшейся завербованным агентом иностранной разведки, и пиджак с разорванной запиской в кармане, который шпион зачем-то сунул в дупло дерева на месте убийства… А в записке, собранной из клочков, те самые слова: «Дорогой друг… Будьте беспощадны к ней…», уже читанные на роковой промокашке. Теперь уж сотрудникам НКВД легче легкого разоблачить всю шайку и арестовать шпионов и вредителей — начиная от папы парижской дочери и до двурушника, окопавшегося на авиационном заводе. И даже молодой, неопытный сотрудник в пылу борьбы собственноручно задерживает на квартире портного сразу двух матерых шпионов, не пытавшихся оказать сопротивления, а делавших лишь вялые попытки удрать…
Шейнин еще раз попал под арест уже в 1951 году, после смерти Михоэлса (он занимался расследованием его гибели, сделав неправильные и неугодные высоким властям выводы). Теперь он проходил по делу «сионистского центра», которое для многих закончилось трагически. Но имя Шейнина из расстрельных списков вычеркнул сам Сталин, написав — «Этого не расстреливать. Хорошие рассказы пишет». Так во всяком случае говорят все мемуаристы, упоминая Шейнина. После реабилитации Шейнин на прежнюю службу не вернулся, занялся исключительно литературным трудом и назначался на ряд крупных постов, вроде главного редактора киностудии Мосфильм и главы отделения драмы Союза писателей СССР. Артист Василий Ливанов как-то посоветовал Шейнину написать мемуары о своей необыкновенной жизни. «Васечка, вы что, с ума сошли?» — ответил тот. А фамилия Олеши в титрах фильма не значится. И в его фильмографии среди других сценариев «Ошибку инженера Кочина» упоминают не всегда. Только по специальным справочникам и можно установить, кто писал сценарий к фильму. Автор сценария этой работы, надо полагать, стеснялся.
Кинофильм «Ошибка инженера Кочина» вышел в прокат в 1939-м году. Возможно, этот фильм Вас заинтересует. Читайте краткое описание сюжета:
Действие происходит в Москве 30-х годов ХХ века. Инженер-конструктор московского авиационного завода Кочин совершает большую ошибку, решив взять домой на ночь секретные чертежи, чтобы внести в них финальную правку. Начальник отдела Мурзин не выдает ему такое разрешение, но и не запрещает.
Никто не знал, что за этими чертежами уже давно охотится иностранная разведка. Ситуацией пользуется агент иностранной разведки Тривош: с помощью соседки и возлюбленной Кочина — Ксении Лебедевой — он проникает в комнату инженера и фотографирует чертежи. После встречи Тривоша с агентом в мастерской портного, шифровка случайно попадает к портному, который сразу относит ее в НКВД.
Один из персонажей фильма изрекает фразу: «В нашей стране при определённых обстоятельствах каждый человек героем может стать». Получив вещественные доказательства, следователь Ларцев начинает распутывать дело. В то же время Кочин и Ксения Лебедева, будучи под наблюдением Тривоша, отправляются на прогулку в Пушкино. Кочин слышит от Ксении признание: она — шпионка, но обещает пойти к следователю. Тривошу удается избавиться от свидетельницы, но от Ларцева ему так просто не уйти…
