Когда автор пишет с ошибками

Рубрика в газете: С карандашом в руке, № 2020 / 27, 16.07.2020, автор: Борис САВЧЕНКО

Помните, есть в «Евгении Онегине» такие строки: «Без грамматической ошибки я русской речи не люблю»? То есть поэт в принципе допускал, что и он может в чём-то ошибиться. Классики – тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Правда, в идеале для исправления ошибок и прочих «недоразумений» существуют редакторы и корректоры. Впрочем, первые сейчас себя особо не утруждают, а профессия вторых канула в Лету. Всё даётся на откуп автору. Хотя встречаются курьёзные попытки вмешательства в авторский текст. Например, в одной публикации я в ироническом смысле употребил старославянское слово: «прильпе язык к гортани моей». Любимая редакция исправила: «прилип». Можно и так, только сочность речи потерялась.
Но здесь речь пойдёт в основном о хронологических ошибках, допущенных в некоторых произведениях классиков. О причинах можно только догадываться: писатель отвлёкся, задумался, что-то упустил, не проследил… и пр. Особенно такая «забывчивость» характерна для масштабных произведений, где охватываются длительные периоды жизни героев.

. . .
Александр Сергеевич гордился тем, что время в «Евгении Онегине» рассчитано им по календарю. Пусть. Но вот дуэль Онегина с Ленским состояться никак не могла. Почему? Потому что Зарецкий, «в дуэлях классик и педант», не мог бы позволить такого нарушения дуэльного устава. Решено было драться до рассвета. Дело происходило 14 января, через день после именин Татьяны. Рассвет в этот день был (по календарям того времени) примерно в 8 часов. И верно, Ленский встал в седьмом часу и приехал на место во время. А Онегин, как сказано у Пушкина, спал мёртвым сном, когда солнце катилось высоко, то есть приблизительно в 10–11 часов. Пока проснулся, собрался, выехал, уже шёл по меньшей мере двенадцатый час. Следовательно, Ленский с Зарецким ждали часа четыре (!), что совершенно немыслимо. Секундант должен был давно составить протокол о неявке противника – и дело кончено.
В Дуэльном кодексе Дурасова, например, в ст. 219 специально оговаривается: «Явившийся вовремя обязан ждать своего противника четверть часа. По прошествии этого срока явившийся первым имеет право покинуть место поединка… Любезности противника, прибывшего первым, предоставляется прождать ещё лишние четверть часа».
. . .
А сколько лет было Земфире в «Цыганах» Пушкина? О ней сказано: «его молоденькая дочь», «оставьте, дети, ложе неги» и прочее. С Алеко она прожила два года. Теперь посчитаем. Бессарабия присоединена к России в 1812 году, по Бухарестскому миру; значит, действие происходит позже. Старик вспоминает о временах, когда «Дунаю не угрожал ещё москаль», то есть начало царствования Екатерины II, до первой турецкой войны 1772 года; и вот тогда у его жены Мариулы родилась дочь Земфира. Значит, Земфире по самому дамскому счёту не могло быть никак не меньше 40 лет, когда она встретилась с Алеко. Хороша «молоденькая дочь»!
. . .
Возьмём Гоголя. Я уж молчу о том, что никак нельзя было покупать на вывод крестьянские души только одного мужеского полу, это не моё дело. Но каким образом в гостиной Собакевича могли висеть портреты Маврокордато и Бобелины (героев греческого восстания 1821–25 гг.), когда Чичиков был у Собакевича раньше 1821 года, то есть до восстания? Почему раньше? А потому что тогда ещё был жив Наполеон, в этом году умерший. Причём тут Наполеон? Так ведь опасались, что Чичиков есть не кто иной как Наполеон, бежавший с острова Святой Елены.
. . .
По тем же датам легко вычислить, что Чичиков был мальчиком в конце 18-го века, и рассказывал, что его учитель не любил Крылова за его басни. А между тем читательскую известность своими баснями Крылов получил в 1805 году (журнал «Зритель»), когда Чичикову было никак не меньше 25 лет.
. . .
Чичиков посетил Коробочку в самый разгар летнего времени. «Солнце сквозь окно блистало ему прямо в глаза, и мухи, которые вчера спали спокойно на стенах и потолке, обратились все к нему». «Яблони и другие фруктовые деревья были накрыты сетями от сорок и воробьёв», а свинья, мимоходом съевшая цыплёнка, уписывала арбузные корки; были зелены «пространные огороды с капустой, луком, картофелем и прочим хозяйственным овощем». А двумя днями позже Чичиков и Манилов, встретившись в городе для совершения купчей крепости, оба оказываются в медвежьих шубах, крытых коричневым сукном, и в тёплых картузах с ушами. Два суетных дня заняли в описании столько времени и бумаги, что бедный Гоголь просто «зарапортовался».

. . .
У Салтыкова-Щедрина в «Господах Головлёвых» Евпраксеюшка справляется у Анниньки о Любиньке, и Аннинька отвечает: «Уже целый год, как в Кречетове при большой дороге лежит». Спустя несколько часов, тот же вопрос задаёт Анниньке Иудушка: «Давно ли Любинька-то скончалась?» – и Аннинька отвечает: «Да с месяц, дядя!»
. . .
У щепетильного Тургенева тоже немало ошибок. Вот одна. В рассказе «Три встречи» – в полнолуние, большие лучистые звёзды шевелятся на тёмносинем небе, и в то же время месяц ударяет в стену павильона.
. . .
Особенно Тургенев аккуратен был во всём, что касалось дат, событий и возраста персонажей. Однако и тут встречались проколы. По нему выходит, что Дюма-сын был известен в России, когда ему едва исполнилось 16 лет! Вспомните «Рудина». Там Дарья Михайловна читает Дюма-сына приблизительно в 1840 году, потому что Рудин погиб в 1848-м, а до этого прошло несколько лет, и он из 35-летнего мужчины успел стать седым старичком – это по минимуму. А Дюма-сын родился в 1824 году, и первый cвой сборник стихов «Грехи молодости» выпустил в 1847 году, а первый свой роман издал как раз в год смерти Рудина. Вот и сообразите: могла ли читать его Дарья Михайловна?
. . .
В рассказе Тургенева «Переписка» приводится письмо Алексея Петровича к Марье Александровне от 2.05.1840 года: «Помните, как мы однажды, стоя на дороге, увидели вдали облачко розовой пыли, поднятой лёгким ветерком против заходящего солнца? «Облаком волнистым», начали вы, и мы все тотчас притихли и стали слушать:
Облаком волнистым
Пыль встаёт в дали…
Конный или пеший –
Не видать в пыли…»
Вспоминается далёкое время, «невозвратно прошедшее», и приводятся эти стихи Фета. Но Фет начал печататься только в 1840 году, а указанное стихотворение написал в 1843 году, как позже и другое («Не плакать сладостно, как первый иудей»), которое Алексей Петрович цитирует в своём письме.
. . .
Нечто похожее происходит и с повестью «Фауст», написанной Тургеневым в 1855 году. В пятом письме от 26 июля 1850 года, приводятся строки стихотворения Тютчева: «Крылом своим меня одень, волненье сердца утиши…»
Эти стихи Тютчев написал в 1851 году.
. . .
Очень интересно, намеренна или нет ошибка в повести Тургенева «Стук… стук… стук», герой которой «фатальный» Илья Семёнович Телегин перед тем, как покончить с собой, производит сложное вычисление над годами рождения и смерти своими и Наполеона – и поражён совпадением таинственных чисел. Но, правильно указав год рождения Наполеона, он помечает дату его кончины 5 мая 1825 года. Между тем, Наполеон умер в 1821 году. Во всяком случае, Тургенев не поясняет, что герой ошибся.
(Что касается Тургенева, все цитаты и факты привожу из имеющегося у меня ПСС писателя 1883 года).
. . .
Предлагаю разобраться с хроникой событий в романе Толстого «Анна Каренина», потому что при внимательном рассмотрении получается полная дисгармония. Подробнее.
Помолвка Левина и Кити состоялась в начале января, а в конце февраля они поженились. Их помолвка совпала с родами Анны Карениной, потому как на обеде у Облонских, после которого Левин и Кити так поэтически объяснились, был Каренин, а вернувшись в гостиницу, он получил телеграмму о болезни жены.
Что происходит с Анной? В январе она родила, в феврале у неё болен ребёнок, а через месяц, то есть в апреле, она с Вронским уехала за границу. Три месяца они путешествовали по Европе и, значит, в июле приехали в небольшой итальянский городок, где намеревались пожить некоторое время. Это – в июле.
В итальянском городке Вронский увлёкся живописью, художник Михайлов писал портрет Анны, в Петербург они вернулись только зимой (когда и произошло свидание Анны с сыном).
Что происходит в это время с четой Левиных? Поженившись в феврале, они живут в деревне, куда в первое же лето к ним съехались родные, хотя князь Щербацкий и полагал, что молодожёнов на первое время нужно оставлять одних. И вот в июле Дарья Михайловна Облонская, Долли, едет с визитом к Анне в имение Вронского, прямо от Левиных, свидание её с Анной описано чудесно. Но дело в том, что Анна, как мы видели, в то время жила с Вронским в итальянском городке, и Долли ну никак не могла видеться с ней в русской деревне.
Вернёмся несколько назад, за год до указанных событий в январе. Левин неудачно посватался к Кити; Анна познакомилась с Вронским – оба события произошли одновременно, в январе-феврале, с них и начинается роман. Затем огорчённый Левин уехал в деревню. Кити в конце февраля отправилась за границу, Левин занимается хозяйством, посещает Долли Облонскую, живущую в деревне, и однажды на рассвете встречает карету, в которой вернувшаяся из-за границы Кити едет к Долли. В сентябре того же года Левин уезжает за границу, возвращается зимой, встречается в Москве у Облонских с Кити, происходит объяснение и на другой день – помолвка (там ещё Кити говорит ему: «В прошлую зиму, после того… как вы у нас были…»). Значит времени прошло не более года.
А что случилось с Анной? Одновременно с помолвкой Кити Анна родила в начале января. Следовательно, её беременность началась примерно в апреле. С первого неудачного предложения до счастливой помолвки Левина и Кити прошёл ровно год; столько, выходит, прошло со знакомства Анны с Вронским, это сомнению не подлежит. Значит, Анна забеременела на третий месяц знакомства с ним, что совершенно невозможно, так как противоречит и замыслу Толстого и фразе его романе во 2-й главе, 2-й части: «То, что почти целый год составляло исключительно одно желание его жизни… это желание было удовлетворено». И действительно, по другим данным, Анна познакомилась в январе или феврале, осенью с ним сошлась, забеременела в апреле следующего года, в июле (скачки!) призналась мужу и родила в третьем по счёту январе. И выходит, что в жизни Левина и Кити прошёл год, а в жизни Анны и Вронского – два года!
Но и это было ещё ничего, если не подсчитать ход событий каждой пары месяц за месяцем.
Левин – Кити
Между двумя сватовствами Левина – 1 год.
От второго сватовства до родов Кити – 1 год.
От родов Кити до отъезда Вронского в Сербию (конца романа) – 0,5 года.
Итого: 2,5 года.

Анна – Вронский
От знакомства Анны с Вронским до их отношений – 1 год.
От начала отношений до родов Анны – 1 год.
От свидания Анны с сыном до жизни в Москве – 1 год.
От этого момента до самоубийства в мае – 5 месяцев.
От самоубийства Анны до отъезда Вронского – 1 месяц.
Итого: 4,5 года
. . .

В «Войне и мире» Толстого вообще море ошибок. Укажу на простейшие. Как имя-отчество одного из толстовских любимцев – Денисова? Обычно его звали Васькой Денисовым. Но во втором томе (часть 1, глава 11) Толстому понадобилось придумать ему отчество. Наташа говорит: «Николенька… пожалуйста, поезжай, он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет». А в четвёртом томе (часть 3, глава 7) с ним говорит Ростов. «Так что же вы думаете, Василий Фёдорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денёк?!»
. . .
А как звали m-lle Bourienne, жившую в имении старого князя Волконского? «Княжна Марья просила прощения у Амальи Евгениевны…» (т. 2, ч. 5, гл. 2). «Дуняша, позовите ко мне Алпатыча…– сказала княжна Марья. – И скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне…» (т. 3, ч. 2, гл. 10).
. . .
Сколько лет было дворнику Ферапонтову, у которого Алпатыч «уже тридцать лет имел привычку останавливаться»? «Тридцать лет тому назад, с лёгкой руки Алпатыча, купил рощу у князя, начал торговать, и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии». На его постоялом дворе и останавливался обычно Алпатыч.
Загадка была бы трудна, если бы тут же в тексте не стояло: «Ферапонтов был толстый, чёрный, красный, сорокалетний мужик…» Следовательно, он купил рощу и начал торговать раненько – десятилетним!
. . .
С датами у Толстого вообще постоянно «неувязки». Пример? День за днём, с проставлением дат, точно описаны первые недели августа на Лысых Горах и в Богучарове (поездка Алпатыча, заезд кн. Андрея, болезнь и смерть старого Болконского). И всё-таки оказывается, что разбитый параличом старый князь после 7 августа ещё «три недели лежал в Богучарове», между тем, как он умер 15 августа.
. . .
Любопытствующие могут также вычислить, что из отношений Наташи Ростовой с князем Болконским выпадает неизвестно куда целый год, и лето 1811 года (проведённое Ростовыми в Москве из-за болезни Наташи) внезапно оказывается летом 1812 года.

. . .
Роман Толстого несколько раз переписывала Софья Андреевна, но и она просмотрела «неувязки», которые относились к её «специализации» как матери многих детей. К примеру. Маленькая княгиня Болконская в июне 1805 года была на вечере у Анны Павловны. Уже тогда она «по своему положению перестала бывать на больших приёмах и ездила только на небольшие вечера». «Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую своё положение». «Князь Ипполит стоял возле хорошенькой бережённой княгини и упорно смотрел прямо на неё в лорнет». Такое очевидное для будущей матери и для окружающих положение наступает никак не раньше, скажем, пятого месяца; следовательно, беременность маленькой княгини началась в феврале или в марте. Родила же она, как точно указано в романе, 19 марта следующего года. Случай в медицине неизвестный!

. . .
В каком году была видна в Москве «комета 1812 года»?
Пьер Безухов увидал эту комету, возвращаясь домой через Арбатскую площадь после разговора с Наташей Ростовой.
«Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окружённая, обсыпанная со всех сторон звёздами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света».
Как с полной точностью устанавливается в романе (т. 2, ч. 5), дело происходило в феврале 1811 года.
(Тексты Толстого комментируются по имеющемуся у меня собранию сочинений писателя 1948 года издательства «Огонёк»).
Замечу напоследок, что обнаруженные мной погрешности отнюдь не умаляют величия и глубины произведений Толстого. И, как говаривали в прошлом, ошибка в фальшь не ставится.