Как относиться к ошибке если ты врач - ErrorsMaster.ru - большая энциклопедия ошибок и их решений

16. 07. 2015

Дефекты образования, ампулы одного цвета, нехватка воли: врачи рассказали Дарье Саркисян о своих фатальных ошибках и объяснили, как их количество можно снизить

К. А., педиатр

«Мои первые и, пожалуй, самые яркие ошибки были еще в университете. После третьего курса я устроилась работать медсестрой. Меня взяли, даже не проверив мои навыки. Мне нужно было поставить капельницу одному пожилому раковому больному — казалось, дотронешься до него, и он рассыплется. Я ни разу не колола в вену: ни на тренажере, ни на крепком человеке. А мне просто сказали: «Иди и делай. Все мы так начинали, и ты на практике научишься», — никого со мной не послали. После моих попыток у пациента были огромные гематомы на обеих руках, и возможности поставить капельницу просто не осталось. Меня отругали, сказали: «Что же ты такая безрукая. Уйди». И я даже не видела, что они потом делали. С тех пор я ни разу не колола в вену. Я врач с восьмилетним стажем, и это стыдно.

Конечно, это в первую очередь проблема системы образования. Я считала: меня учат всему, что мне понадобится, и я училась хорошо. Но, как выяснилось, если у тебя нет возможности ходить по различным кружкам в университете, ты оказываешься абсолютно неподготовленным. Старшие коллеги не поддержали меня и не помогали мне, когда я первый раз выполняла манипуляцию. Выходит, то, что случилось, это не вина кого-то одного, это комплексная ответственность. Тем не менее, трудно не винить себя: ты своими руками навредил кому-то. В итоге, я сознательно стала работать в той области, где минимум практических вещей.

Когда я начала работать педиатром, мои ошибки стали связаны с недостатком знаний. Например, на приеме у меня был с лихорадкой неясного происхождения ребенок, не привитый от пневмококковой инфекции. По международным стандартам он должен получить дозу антибиотика цефтриаксона, поскольку есть вероятность заражения крови бактериями. Я не назначила его, потому что не знала, строгая ли это рекомендация. Когда ребенок с родителями уехал, я решила уточнить и увидела, что давать цефтриаксон нужно обязательно. Я им позвонила и все объяснила.

Фото: Татьяна Плотникова

Я всегда признаю свои ошибки и ни разу не пожалела об этом. Мне кажется, нормально, если врач чего-то не знает: объем информации огромный, и она постоянно обновляется. Но при этом, конечно, доктор должен по максимуму защитить себя от ошибок: сверяться с рекомендациями, руководствами и т. д. Беда только в том, что в России такая практика — это не обязанность, а инициатива врача. У нас доктор не обязан быть в курсе новых достижений медицины. То есть даже если врач год не мог диагностировать рак, потому что не назначил какой-то элементарный анализ, нет возможности доказать, что доктор не прав: нет точки опоры, стандартов. Я была однажды на разборе летального случая в городском департаменте здравоохранения после жалобы родственников погибшего пациента. Уровень дискуссии там был потрясающий. Глава комиссии, очевидно, проработала врачом очень недолго. И она объясняла доктору, на которого подали жалобу, что он должен был сделать. Надо ли говорить, что эти рекомендации были скорее вредными, чем полезными.

Если все врачи начнут честно рассказывать пациентам о своих ошибках, думаю, больные устроят революцию. И может, это будет не так плохо. Вот, например, я не представляю себе нормальную практику в сегодняшних условиях работы в поликлинике. Если участковый терапевт не заметит серьезные изменения в результатах анализов, то как ему можно предъявлять претензии? У него нет времени, чтобы полноценно разобраться в каждом случае. Он может, наверное, говорить в начале каждого приема: «У нас есть 12 минут, из которых 5 я буду заполнять документы, поэтому не рассчитывайте на многое. Я постараюсь сделать все возможное, но условия у нас не нормальные, и я буду ошибаться». Но кто решится так говорить?»

М. Г., невролог

«Много лет назад моей пациенткой была очень милая старушка лет 80. У этой женщины случались эпизоды дезориентации, которые напоминали мне преходящее нарушение мозгового кровообращения (транзиторные ишемические атаки). Я лечил ее в соответствии с тогдашними своими представлениями о том, что нужно делать в таких случаях: давал препараты метаболического действия, пытался лечить ее небольшую гипертонию и давал аспирин, — но эпизоды повторялись. Кроме того, у этой старушки была мерцательная аритмия, о которой я знал. Это состояние сопровождается очень высоким риском инсульта, который при правильном лечении можно предотвратить: назначив препараты, уменьшающие свертываемость крови. Я не сделал этого. Думаю, из-за пробела в образовании. Дело закончилось печально: у старушки случился инсульт, и она умерла. У нее был муж со старческим слабоумием, который, понятно, держался только благодаря тому, что она за ним ухаживала. Что с ним стало дальше, я не знаю. Я их часто вспоминаю.

я себя винил, но не до такой степени, чтобы уйти в запой или чтобы делать далеко идущие выводыТвитнуть эту цитату Еще был случай, когда я учился в ординатуре: в «мою» палату поступила женщина с болями. В скорой подумали, что у нее остеохондроз и привезли в неврологическое отделение. Я понял, что дело в другом, а кроме того, и наша заведующая сказала, что это ревматоидный артрит: все серьезно, и пациентку срочно нужно переводить в терапевтическое отделение. Ну а я подумал: «Артрит и артрит — что тут такого?» Дело было в пятницу, я решил, что в понедельник этим займусь, потому что перевести человека в другое отделение в обычной больнице довольно сложно. Назначил какое-то лечение. В выходные у пациентки развился ДВС-синдром (диссеминированное внутрисосудистое свертывание), и она умерла. Вполне вероятно, что ее можно было бы спасти в терапевтическом отделении, где имеют опыт лечения таких больных.

Конечно, я себя винил, но не до такой степени, чтобы уйти в запой или чтобы делать далеко идущие выводы о собственной квалификации. Это рабочая ситуация, и время лечит — постепенно ты перестаешь так остро переживать по этому поводу.

Фото: Татьяна Плотникова

Я прекрасно понимаю, почему больные и их родственники хотят, чтобы любая ошибка врача стала достоянием общественности. Они думают, что если этого не случается, то все сходит врачу с рук. На самом деле нет. Врачи переживают — не надо думать, что совесть нас не мучит. Начальство нас ругает, безнаказанным врач не остается. Просто сор из избы не выноситсяТвитнуть эту цитату К тому же пациенты или родственники могут думать, что врачи «покрывают» некомпетентного коллегу, тогда как на самом деле, они скрывают ошибку, которая возникла по объективным причинам.

Мне кажется, то, что родственникам не рассказывают об ошибках, нормально в наших условиях: врач за такое не должен садиться в тюрьму. Чтобы изменить ситуацию, нужно перевести вопрос о врачебной ошибке из уголовной плоскости в экономическую. Родственники или больной должны получать компенсацию, для чего у врача, конечно, должна быть страховка, но в России это, к сожалению, совсем не распространено. Понятно, что и врач не должен остаться безнаказанным, но пусть это будет дело профессионального сообщества, а не уголовного суда. Тебя должны лишать лицензии — как максимум. Я вас уверяю: если бы вместо угрозы тюрьмы была угроза перестать быть врачом, доктора не расслабились бы. Кто бы что ни говорил, а менять профессию никому из врачей не хочется.

Конечно, мне бы хотелось, чтобы происходили разборы ошибок внутри врачебной ассоциации, чтобы мы спокойно говорили, и более опытные коллеги объясняли, как мне избегать таких ошибок в дальнейшем. В прессе это обсуждаться не должно: по сути, врачебная ошибка — это не новость, это случается каждый день.

Но, конечно, говоря все это, я не имею в виду случаи халатности. Когда человека с инфарктом привозят в больницу, а он еще два часа ждет помощи, потому что врач выпивает с коллегами, это не ошибка, это халатность. За нее предусмотрено уголовное наказание, и это правильно».

М. Е., онколог

«Пока ты работаешь врачом, ты будешь ошибаться. Если ты не хочешь совершать ошибки, в медицину лучше не идти. Я это понял с самого начала. Большинство врачебных ошибок связано не столько с халатностью или безответственностью, сколько с недостатком знаний, плохой организацией работы или даже нехваткой воли. Вот есть такой метод лечения инфекций, возникших на фоне тяжелого заболевания: переливание гранулоцитов (клеток крови), — но в 10 процентах случаев человек умирает от самого этого лечения. Когда у одного моего пациента была такая тяжелая инфекция, старшие коллеги посчитали, что необходимо переливание гранулоцитов. Я был против, но у меня не хватило, видимо, воли продавить это решение. Переливание сделали — пациент погиб. Конечно, до процедуры мы объяснили ему риски, но в такой ситуации нельзя говорить: «Иван Иванович за эту процедуру, а я против» — ты приходишь с консолидированным решением. Иначе человеку очень тяжело найти опору и сделать выбор.

Нет ни одного доктора, который никогда не ошибался бы в дозе, в скорости введения препарата. Особенно это касается онкологов, когда курс химиотерапии состоит из множества специфических лекарств. Считая на калькуляторе по сложной формуле, ты можешь нажать не ту цифру, и у тебя получится неправильная доза. И тут бывает, что жизнь спасает медсестра: если она понимает, что никогда не вводила 3 ампулы на 20 кг, она тебе об этом скажет. Но рассчитывать на это не стоит. В моем отделении был случай, когда врач почему-то написал, что калий нужно вводить не несколько часов, а 20 минут. Попалась неопытная медсестра, и ребенок погиб. Но по-хорошему, конечно, страховать должна не медсестра. Установлено, что введение компьютерных назначений на 20% уменьшает смертность в больницах, потому что программа просто не позволит тебе превысить дозу.

Фото: Татьяна Плотникова

Бывают ошибки из-за невнимательности, из-за чужих ошибок. Недавно ко мне пришла пациентка, которой год назад диагностировали рак молочной железы без метастазов, так как на УЗИ лимфоузлы не были увеличены. Но на операции провели биопсию узла, и оказалось, что раковые клетки есть. В выписке же стадию не поменяли. И вот приходит пациентка, у нее в заключении мелкими буквами написано, что найдены метастазы, но в выписке совсем другое. Я этого не заметил, или она вообще не приносила эту бумажку — в общем, лечили мы ее не так, как надо было, и у нее случился рецидив.

Если ошибка очевидна, то тебе не остается ничего другого, кроме как ее признать и извиниться. Конечно, в тюрьму никому не хочется, и если совершается фатальная ошибка, то естественное желание любого врача, чтобы родственники пациента о ней не узнали. Но медицина в этом смысле не уникальна. Если в ресторане повар не помыл после туалета руки, вам об этом никто не скажет — вы узнаете, только если у вас начнется понос. Если ты пытаешься скрыть ошибку, а родственники что-то подозревают, то нужно им все рассказать. Как минимум потому, что чем дальше скрываешь, тем больше у них возникает недоверия, подозрений и желания тебя наказать.

Конечно, любая ошибка задевает. Но ты не имеешь права долго приходить в себя. У тебя каждый день пациенты. Врач должен уметь переживать свои ошибки — это такая же часть профессионализма, как умение правильно мыть руки и проводить осмотр.
Чтобы менять ситуацию системно, для начала нужно признать, что все врачи ошибаютсяТвитнуть эту цитатуЧтобы менять ситуацию системно, для начала нужно признать, что все врачи ошибаются. На Западе перешли на открытую публикацию своих ошибок, и естественно, больницы стремятся сократить их количество. Вот ты понимаешь, что в этом отделении на 10 госпитализаций 2 больничные инфекции, — это больше, чем норма. Ты начинаешь разбираться: ага, санитарка не пользуется разовыми тряпками — почему? Потому что тряпки огромные и ей неудобно. Или вот частая ошибка: физраствор и калий в очень похожих ампулах, и их, конечно, путают, а это смертельно опасно. Поэтому на Западе ампулы красят в разные цвета. То есть зачастую важно не столько даже образование, сколько системное снижение элементарных ошибок: нужно расписать рутинные процессы, приобретать разноцветные ампулы, покупать удобные половые тряпки, и тогда меньше пациентов будет умирать».

А. Н., нейрохирург

«На первом году ординатуры я делал больной блокаду: после операции на позвоночнике она жаловалась на боль в спине. Ввел иглу и не потянул поршень шприца на себя, чтобы понять, где я нахожусь. Мне казалась, что я в мышце, которая спазмирована и болит. Я ввел 20 кубов длительно действующего анестетика — через несколько секунд у пациентки парализовало ноги, через секунду живот. Я потянул на себя поршень и увидел ликвор : я ввел анестетик прямо в субарахноидальное пространство (полость между оболочками спинного мозга — прим. ред.), и он стремился к голове. Я быстро покатил пациентку в реанимацию, по дороге у нее отключилась сначала грудь, потом руки, потом у нее запал язык. Когда в реанимации ее интубировали (ввели в гортань трубку для восстановления дыхания — прим. ред.) и опасность миновала, я был совершенно мокрый: я испугался, что убил пациентку. Когда действие анестетика закончилось и она пришла в себя, я ей честно сказал, что я ошибся. У нее не было абсолютно никаких претензий: «Ну бывает».

Врачи, которые принимают ошибки слишком близко к сердцу, профнепригодны: они отказываются от операций, начинают пить, нюхать кокаинТвитнуть эту цитатуК счастью, ошибок, которые привели к смерти пациента, у меня пока не было. Я еще в том возрасте и делаю такие операции, что моя ошибка может привести только к вреду здоровью, но не к смерти. Примерно через 5 лет, когда я сам начну делать очень сложные операции, у меня начнутся фатальные ошибки.

Чтобы справиться с эмоциональной составляющей после ошибки, я стараюсь говорить о произошедшем, обсуждать, вспоминаю ошибки своих учителей. Еще помогает юмор, физическая активность. Врачи, которые принимают ошибки слишком близко к сердцу, профнепригодны: они отказываются от операций, начинают пить, нюхать кокаин. Однажды в Германии я наблюдал, как профессор делал операцию на позвоночнике передним доступом (через живот). В этом случае есть риск повреждения полой вены. Ассистировал резидент из Индии. И хирург этот сосуд таки повредил. После чего индиец просто сказал: «Я лучше пойду». И ушел. Больше его никто не видел. То есть он не смог даже наблюдать за ситуацией, когда врач был в шаге от того, чтобы убить человека прямо сейчас из-за одного неверного движения. Такие люди не могут работать врачами.

Фото: Татьяна Плотникова

Очень часто врачи ошибаются, но даже не знают об этом, и до конца своих дней думают, что они хорошие специалисты. Например, у человека опухоль спинного мозга, а ставят диагноз «остеохондроз», лечат физиотерапией, прогреванием — тем, от чего опухоль растет. Пациент потом может обратиться к другому врачу, и первый невролог так ничего и не узнает. Я всегда даю пациентом свой номер телефона, чтобы они звонили и говорили, если я ошибся с диагнозом и лечением.

Если я вижу, что предыдущий врач ошибся, я, скорее всего, пациенту это прямо не скажуТвитнуть эту цитатуЕсли я вижу, что предыдущий врач ошибся, я, скорее всего, пациенту это прямо не скажу. Во-первых, обычно такая информация уже бесполезна. Во-вторых, это не принято. Медицинское сообщество очень закрытое, основные угрозы у нас снаружи, а не внутри. Это, в частности, государство, выдумавшее кучу норм, которые невозможно соблюдать. Поэтому есть негласная договоренность — поддерживать друг друга или хотя бы не трогать. Например, в судах по поводу врачебных ошибок очень важно мнение эксперта. Вот уважаемый хирург сталкивается с делом, которое касается ошибки врача другой больницы. Он изучает материалы и понимает, что обвиняемый накосячил. Несомненно, у хирурга найдется связь с главврачом этой больницы. Он ему позвонит и скажет: «Что за мудак у тебя работает? Гони его». Но на суде он этого не скажет: сегодня он навредит человеку из своего сообщества, а завтра сам станет предметом субъективного суждения.

Думаю, где-то половина ошибок врачей в России — из-за дефектов вузовского образования. Это самые страшные ошибки, которые вообще не должны происходить. С ними можно бороться стандартизацией, устанавливать какое-то дно, чтобы врач ни в коем случае не принимал опухоль спинного мозга за остеохондроз, чтобы врачи в своей работе основывались на доказательствах, а не традиции. Для этого в частности нужно хорошо преподавать английский. Сейчас это язык, с помощью которого врачи всего мира обмениваются информацией. И если ты не знаешь английский, ты в изоляции.

Но в СМИ проходятся по врачам вне зависимости от того, грамотный это человек или не очень. Вот говорят: «В Тамбове пациенту ввели не то лекарство, и он умер!» И тут вообще-то нужно сразу включать критическое мышление: какому человеку? какое лекарство? при каких обстоятельствах? что указано в результатах вскрытия? Обычно на все эти вопросы в статье никто не отвечает, а просто выступают с позиции «врачи — убийцы». Я знаю одного хирурга, который ежегодно спасает несколько сотен жизней. Шесть лет назад у него во время операции было одно серьёзное осложнение, которое привело к гибели пациентки. Эта история была раздута СМИ до такой степени, что до сих пор, если погуглить его имя, вылезают статьи только об этом случае. Это нанесло серьёзный удар по нему и его семье. Логично, что люди после подобных новостей скорее начнут лечиться собственной мочой, чем пойдут в поликлинику».

Канадский терапевт Брайан Голдман рассказывает в лекции на TED.COM о том, как важно врачам говорить о своих ошибках.

Источник

Ошибаются все: как и почему нужно рассказывать пациентам о медицинских ошибках

16.10.2018

Как сообщать о медицинских ошибках: план коммуникации для врачей

(перевод с английского: Petronio S, Torke A, Bosslet G, Isenberg S, Wocial L, Helft PR. Disclosing Medical Mistakes: A Communication Management Plan for Physicians.Perm J. 2013 Spring;17(2):73-9. doi: 10.7812/TPP/12-106. PMID: 23704848 PMCID: PMC3662285 DOI: 10.7812/TPP/12-106)

Резюме

Введение

Раскрытие медицинских ошибок этически и юридически обосновано. Понимание этого растет сейчас все больше. Однако осведомление пациента о медицинских ошибках осложняется стереотипами: например, это приведет к судебным разбирательствам, либо осложнится собственными эмоциональными реакциями врачей. Осведомление о медицинских ошибках может быть концептуализировано как дилемма о конфиденциальности информации: у медиков могут быть причины и для сокрытия, и для раскрытия информации пациенту и членам его семьи. Эта дилемма может создавать барьеры для эффективного раскрытия информации об ошибках и их последствиях. Несмотря на то, что существует ряд мер, направленных на решение проблем конфиденциальности, с которыми сталкиваются врачи, имеющиеся данные свидетельствуют о том, что доктора не стремятся применять в своей практике стратегию раскрытия медицинских ошибок.

Методы

В этой статье предлагается теоретически обоснованный, удобный к применению двухступенчатый план, который врачи могут использовать в качестве первичного руководства при общении с пациентом на тему медицинских ошибок. В основе плана лежит коммуникационная теория управления конфиденциальностью.

Результаты

Шаги:

1) подготовка врача (обсуждение эмоций врача и поиск информации об ошибках)

2) использование стратегии раскрытия медицинской ошибки, которая защищает отношения доктора и пациента. В стратегию входят осведомление в оптимальные сроки, контекст сообщения ошибки, содержание сообщения об ошибке, последовательность и извинение.

Вывод

План осведомления о медицинских ошибках может помочь врачам подготовиться к разговору с пациентом на ранних этапах. Следующий шаг — проверка выполнения предложенных подходов.

Введение

«Миссис Г., женщина 54 лет, госпитализирована в больницу из-за тромбоза бедренного шунта. Семейный врач — доктор А — получил телефонный звонок о госпитализации миссис Г. Он просмотрел электронную медицинскую карту, поскольку обсуждал миссис Г. с врачом госпиталя. Он заметил лабораторное значение МНО — 1.3 неделю назад, и в ответ на это значение дозировку варфарина не скорректировали. Доктор А предположил, что корректировка дозы варфарина могла бы предотвратить госпитализацию миссис Г.»

В последние годы большое внимание уделялось сообщению медицинских ошибок [1]. Сейчас есть консенсус в отношении этой проблемы. Это выгодно пациентам, врачам и организатором здравоохранения. Дело в том, что этот подход снижает количество судебных исков и повышает степень удовлетворенности пациента [2]. Несмотря на то, что для облегчения раскрытия медицинских ошибок было исследовано немало способов, доказано, что врачи медленно внедряют эти меры в свою клиническую практику [3,4].

Таким образом, одной из проблем стала необходимость в альтернативной теоретически обоснованной модели, которая предоставит инструмент для первичного диалога с пациентом о медицинской ошибке. Эта модель может сопровождаться дополнительными деталями. Более направленный набор стратегий может стать стимулом для врачей раскрывать информацию о медицинских ошибках как можно раньше, и делать это эффективно. Цель этой статьи — раскрыть рациональный двухэтапный шаблон для врачей на основе коммуникационного управления конфиденциальностью, которым следует пользоваться при раскрытии медицинских ошибок пациентам и членам их семей[5].

Раскрытие медицинских ошибок — это сложная задача. Дело, во-первых, в длительной истории сдержанного отношения к раскрытию такой информации. Во-вторых, ситуацию осложняет сильная эмоциональная реакция доктора на медицинские ошибки. Эти два обстоятельства находятся в противоречии с неприкосновенным этическим обязательством быть честными с пациентами [6]. С одной стороны, противоречие часто существует среди медиков. Оно приводит к подавлению раскрытия информации. С другой стороны, с этической точки зрения общество ожидает, что о медицинских ошибках будут сообщать пациентам и членам их семей [7]. Эти противоречивые ожидания могут привести к дилемме конфиденциальности для врачей, которые должны решить, как и когда раскрывать медицинские ошибки [8,9].

Тревога о раскрытии ошибок может быть усилена разными страхами:
— что информацию предадут огласке;
— что пациент может в ответ на это запросить возмещение ущерба;
— что это приведет к юридическим последствиям [10-12].

Этические сложности подчеркивают необходимость для врачей изучить продуктивные и этически обоснованные способы раскрытия медицинских ошибок [13]. В настоящее время данные свидетельствуют о том, что врачи не обладают достаточной способностью эффективно раскрывать такую информацию. У них есть и некоторая степень защитной реакции. Она, в свою очередь, мешает компетентному раскрытию информации о медицинских ошибках [9-16].

Концептуализация медицинских ошибок как дилеммы конфиденциальности — структурная основа для различных моделей осведомления о медицинских ошибках. Она помогает врачам раскрывать эти данные пациентам и членам их семей [8,9]. Мы понимаем, что многие другие члены медицинской команды, вероятно, вовлечены в ситуации с медицинскими ошибками. Это происходит, в частности, из-за того, что медицинские ошибки появляются, как правило, после серии действий [13]. Мы также осознаем, что предложенный нами план обязательно должен применяться с учетом контекста, медицинского аспекта и тяжести медицинской ошибки.

Мы разработали нашу модель для раскрытия медицинских ошибок на основе предшествующей литературы и многократного применения научно-обоснованной теории коммуникативного управления конфиденциальностью [5,9,17,18]. Применение этой теории оказалось полезным по нескольким причинам:

— для понимания раскрытия медицинских ошибок;
— для выбора защиты при обстоятельствах, окружающих медицинские ошибки;
— во время разговора с пациентом о тревожных новостях [9,17,19].

Исследования с использованием коммуникативного управления конфиденциальностью говорят нам о нескольких фактах. Так, обе стороны считают, что они владеют конфиденциальной информацией и контролируют доступ к ней, а также имеют право на информацию о том, что происходит с ней после получения доступа [9,20].

Управление конфиденциальной информацией осуществляется через критерии принятия решения по следующим вопросам:
— как (раскрытие сообщения),
— когда,
— кому необходимо предоставлять доступ к частной информации (и нужно ли это делать).

Коммуникационный менеджмент конфиденциальной информации показывает, что люди предоставляют совместное владение частной информацией, если доверяют другим и имеют определенные ожидания от обращения с этими данными [5]. Размышления об условиях совместного владения конфиденциальной информацией, в соответствии с теорией коммуникационного менеджмента, помогают определить, почему пациенты и медики могут испытывать конкурирующее чувство собственности над данными о медицинской ошибке. Это, в свою очередь, в дальнейшем приводит к внутреннему конфликту доктора: раскрывать ли данные пациенту, или скрыть их (Таблица 1) [20-21].

Участие врачей в медицинских ошибках очень личное. Оно часто наполнено чувством вины и самообвинения [9,14,16]. Эти чувства приводят не только к чувству ответственности, но и желанию защитить информацию о медицинской ошибке через контроль доступа к ней [22]. Соответственно раскрытие ошибки означает, что медику нужно снять контроль над информацией и определить подходящий и эффективный способ раскрытия информации о медицинской ошибке.

Пациенты, однако, также заявляют право на информацию о медицинской ошибке. Ведь ошибка — потенциальная или фактическая —оказывает им вред. Дело в том, что это связано с их собственным опытом взаимодействия с системой здравоохранения [22,23]. Исследования предполагают, что план управления раскрытием информации поможет, если существует напряженность в отношении собственности и контроля над информацией [17,18].

Таблица 1. Принципы коммуникативного управления конфиденциальностью (теоретические перспективы) — раскрытие информации о медицинских ошибках

Принцип	Описание	Применение к раскрытию информации о медицинских ошибках
Частное владение	Люди верят, что они владеют своей частной информацией	Пациенты верят, что любая информация о их здоровье — их частная собственность
Предоставление доступа к частной информации создает совладельцев	Врачи получают доступ к частной медицинской информации пациента и становятся ее совладельцами. Так как они на основании этого принимаются решения, то они владеют большим объемом информации, чем хотят пациенты.
Частное управление	Люди верят, что право на владение означает право на контроль доступа	Пациенты всегда считают, что им следует продолжать контролировать информацию, даже если врачи являются ее совладельцами
Люди используют правила конфиденциальности для контроля своей личной информации	Пациенты используют набор правил конфиденциальности для контроля доступа к медицинской информации
Предоставление прав доступа уполномоченным совладельцам предполагает, что совладельцы используют те же правила конфиденциальности при распространении, что и собственник.	Пациенты считают, что врачи знают как они хотят, чтобы относились к их информации.
Нарушения конфиденциальности	Люди считают, что их правила конфиденциальности будут надлежащим образом соблюдаться совладельцами информации; в действительности совладельцы информации могут допускать ошибки при управлении ей	Врачи часто получают конфиденциальную информацию о своих пациентах (результаты диагностических тестов) до пациента, и могут управлять ей как своей собственной. Когда вовлечены медицинские ошибки, необходимость контроля информационного потока становится вызовом для врачей.

Petronio S. Boundaries of privacy: dialectics of disclosure. New York, NY: SUNY Press; 2002 Oct 1

В большинстве случаев именно врач сталкивается с ответственностью за раскрытие информации пациентам и членам их семьи [9]. Обсуждение выше предлагает модернизированный алгоритм, который может помочь доктору рассказать пациентам о медицинских ошибках. Он предполагает разговор об этом в доступной и сострадательной форме. Это, возможно, облегчит врачам процесс осведомления пациентов о медицинской ошибке и сделает диалог эффективнее. В свою очередь, теория, на которой базируется алгоритм, фокусируется на критических проблемах раскрытия медицинских ошибок, таких как:

— преодоление эмоций,
— поиск информации,
— сроки сообщения,
— эффективность,
— совместное владение конфиденциальной информацией,
— контекст,
— последовательность сообщения информации о медицинских ошибках

Таким образом, коммуникационная теория управления конфиденциальностью общения — ступень успешного диалога о медицинских ошибках. Цель этой статьи — предложить врачам гнеобходимый план.

Двухэтапный план раскрытия медицинских ошибок

План управления раскрытием медицинских ошибок нужен, чтобы удовлетворить первоначальные потребности врачей, столкнувшихся с раскрытием медицинских ошибок перед пациентами. Он состоит из двух этапов (Таблица 2) — подготовки доктора и стратегии диалога о медицинских ошибках.

На первом этапе особое значение уделяется частым вопросам, которые врачи могут услышать непосредственно перед разговором с пациентом. Надо уделить им внимание так, чтобы потребности медика и пациента были удовлетворены. Этот шаг помогает врачам интеллектуально и эмоционально справиться с тем, что ошибка произошла «под их наблюдением» [10]. Во втором этапе формулируется и соблюдается метод сообщения информации о медицинских ошибках. Это нужно, чтобы сохранить доверие между обеими сторонами.

Зачем нужны два этапа

Правом на владение информацией о медицинской ошибке обладают в равной степени и врач, и пациент. Без адекватной подготовки врача на первом этапе могут возникнуть сложности с раскрытием информации на втором этапе.

Если доктор сам не принял ситуацию и осведомил пациента о случившемся без подготовки, это может причинить больше вреда, чем пользы. Скорее всего, это приведет к тому, что врач будет просить прощения у пациента, вместо того чтобы помочь ему разобраться, почему ошибка произошла [20].

Более того, медики, пытаясь избавиться от бремени информации о медицинской ошибке, склонны говорить быстро и уходить до того как пациент начнет задавать вопросы [19]. Если врачи в достаточной степени готовятся к разговору, то они с большей вероятностью сместят акцент в сторону потребностей пациента, а не своих. Это обеспечит более эффективное и сострадательное сообщение о медицинских ошибках.

Шаг 1: подготовка врача к раскрытию информации о медицинской ошибке

На первом этапе существуют две задачи, которые помогут более эффективно поговорить с пациентом о случившемся: 1) врач обсуждает и принимает собственные эмоции 2) ищет необходимую информацию.

Признание и обсуждение эмоций

Для этой задачи нужно рассмотреть два вопроса. Во-первых, полезно признать, что существуют потенциальные эмоциональные барьеры, которые доктора должны принять во внимание. Это нужно, чтобы подготовиться к разговору с пациентом о случившемся. Во-вторых, чтобы преодолеть эти эмоциональные барьеры, их необходимо обсудить.

Часто врачам сложно рассмотреть и удовлетворить личные потребности при подготовке к диалогу с больным о медицинских ошибках. Кроме того, нередко бывает противоречие между неприкосновенным обязательством врача сообщать правду и собственной потребностью контролировать раскрытие информации о медицинской ошибке [16]. Эмоции часто окружают медицинские ошибки, и они могут стать препятствием для эффективного разговора.

Потенциальные эмоциональные барьеры

Cristensen et al. [11] обнаружил, что опасения, сопровождающие медицинские ошибки, связаны с заботой врачей о благополучии пациентов, возможностью судебных разбирательств, а также признанием коллегами их некомпетентности. В основном, врачи могут столкнуться с четырьмя основными эмоциональными и когнитивными барьерами, препятствующим эффективному раскрытию медицинских ошибок:
1) стыд
2) неопределенность
3) тревога
4) угроза юридической ответственности.

Каждый из этих барьеров может быть ожидаемым, воспринимаемым и реальным. Тем не менее контроль над ними может облегчить потенциальное негативное влияние на как на эмоциональную реакцию врача, так и процесс раскрытия информации.

Какова главная причина, по которой врачи не готовы говорить о медицинских ошибках с пациентами? В первую очередь, такой опыт отрицательно влияет на их самооценку. Кроме того, доктора боятся смущения [9]. Чувство стыда может помешать формулировать фразы, которые раскрывают информацию о медицинских ошибках. Формулировки, в свою очередь, помогают пациентам понять обстоятельства, связанные с медицинской ошибкой [11,16].

Неопределенность насчет причины ошибки, которую чувствует врач, а также тревога за последствия также приводят к трудностям в общении с пациентом [24]. Медицина , основанный на доказательствах сложная система, а это значит, что любая ошибка важна для всех участников системы [1,13,25]. Трудности к уже достаточно непростой ситуации добавляют два фактора:

1) неоднозначность, окружающая понятие ошибки;

2) неопределенность насчет того, когда стоит раскрывать информацию пациентам и членам их семей.

Когда возникает ошибка, над врачом после раскрытия медицинской информации пациенту нависает угроза юридической ответственности [12]. Страх злоупотребить служебным положением часто оказывает давление на медиков, чтобы скрывать информацию о медицинской ошибке. Однако почти все данные свидетельствуют о том, что эффективное раскрытие информации о медицинской ошибке пациентам обеспечивает наиболее надежную юридическую защиту [2,25]. Несмотря на это, согласно некоторым исследованиям, врачи, работающие в сфере здравоохранения, продолжают бояться, что их извинения могут привести к юридической ответственности и последующему ущербу их репутации [23]. Возможности для изучения эффективных методов раскрытия информации о медицинских ошибках пациентам способны привести к большему доверию к врачам [22,26].

Таблица 2. Компоненты плана управления раскрытия ошибки

Шаг	Первичный бенефициар	Компоненты	Обсуждаемые вопросы
1. Подготовка врача для раскрытия ошибки	Врачи	Задача 1: Признание и обсуждение эмоций	Преодоление стыда; преодоление неопределенности; борьба с тревогой; борьба с угрозой ответственности
Задача 2: Первичный поиск информации	Понимание предварительного масштаба проблемы
2. Формулирование и диалог об ошибке	Пациенты/ члены семьи, врачи	Задача 1: Контекст раскрытия информации	Время раскрытия; присутствие других людей
Задача 2: Содержание сообщений раскрытия информации о медицинской ошибке и последовательность	Укрепление доверия Последовательность сообщений Прогнозирование

Обсуждение для преодоления эмоциональных барьеров

Pennebaker [27] утверждает, что «перевод переживаний в слова заставляет некоторую их часть изжить себя». Разговор об эмоциях имеет терапевтический эффект и может облегчить чувство вины, стыда или внутреннего смятения [27]. Например, врач замечает, что «он должен смириться и жить с чувством вины, и было приятно слышать, когда другие врачи чувствовали то же самое, что и я не одинок» [28].

Следовательно, медику важно преодолеть негативное отношение к разговорам с коллегами о личных чувствах, сопровождающих медицинские ошибки, поскольку уже определено, что эти стрессовые ситуации могут создать эмоциональные барьеры. Диалог с другими медиками может помочь как в работе с этими эмоциями, так и с пониманием смысла происшедшего инцидента, который привел к ошибке. Это нужно сделать перед раскрытием информации пациенту. Этот тип разговора преодолевает препятствия, возникающие в результате неопределенности относительно причины возникновения медицинской ошибки. Разговор также преодолевает любую начальную тенденцию сокрытия и информации и желание ее контролировать, когда событие происходит «на глазах» у врача [29]. Трудно достижимая, но стимулирующая атмосфера открытости среди всех медицинских работников, делает проще для всех совместное владение проблемами, приводящим к медицинским ошибкам, тем самым сдерживая тенденцию отступления от проблемы. Атмосфера открытости также создает условия для обсуждения эмоций врачеймедиков.

В решении проблемы поиска лабораторных результатов доктор А смог рассмотреть этот клинический случай со своими партнерами на совещании. Он выразил свое разочарование и чувство вины за болезнь, которая возникла у миссис Г. Это возможность дала доктору А необходимую поддержку коллег, которые приняли его чувства.

Поиск информации

Медицинские ошибки как правило не являются изолированными инцидентами. Чаще они оказываются кульминацией «цепи событий и большого разнообразия сопутствующих факторов, ведущих к событию» [30]. На ранних этапах после ошибки доктора не способны сделать глубокий анализ основных причин. Однако, несмотря на это, необходимо осмыслить основные причины, которые привели к ошибке. Лучше это сделать как можно быстрее, чтобы об ошибке можно было сообщить пациенту. Сбор информации об ошибке способствует снижению неопределенности и помогает выбрать правильное направление [10,31,32].

Доктор А. внимательно изучил карту пациента, и для проверки поговорил с медицинскими сестрами о том, как в нее вносились пометки. Он обнаружил, что результаты миссис Г. были переданы по факсу из местной лаборатории и без надлежащей пометки добавлены в медицинскую карту. Доктор А. и его партнеры работали в электронной истории болезни, чтобы убедиться, что все сканированные лабораторные результаты были просмотрены и проверены врачом. Они также приняли новый порядок по отслеживанию уровня показателей коагулограммы. Благодаря этому нововведению теперь один врач ведет журнал всех пациентов, получающих варфарин. Кроме того, у пациентов, получающих варфарин, отображаются результаты последних значений МНО, а также целевые значения МНО в электронной карте. Разработав механизмы, предотвращающие развитие таких ошибок в будущем, Доктор А почувствовал себя более подготовленным для разговора с миссис Г. Он также почувствовал себя более уверенным для обсуждения медицинской ошибки с миссис Г. и смог продемонстрировать ей, что он взял на себя ответственность за решение проблемы, которая вызвала проблему у миссис Г.

Уточнение событий, приводящих к ошибке, часто имеет решающее значение для рассказа пациентам о событиях, ее вызвавших. Оно помогает убедить пациентов в том, что будут предприняты конкретные меры для предотвращения этих ошибок в будущем [22].

Шаг 2: стратегии раскрытия ошибок

Стратегии раскрытия ошибок призваны помочь врачам управлять общением с пациентами и членами их семей. Они также нужны, чтобы сосредоточиться на сообщении, раскрывающем информацию о медицинской ошибке пациенту.

Стратегии могут решить две задачи: 1) контекст, в котором сообщается информация об ошибке 2) содержание сообщения об ошибке, последовательность сообщения и извинения [5,33-35].

Контекст раскрытия информации

Для решения этой задачи необходимо учитывать два фактора: 1) сроки раскрытия информации об ошибке 2) наличие и отсутствия других людей.

Сроки раскрытия информации об ошибке

Согласно рекомендациям, раскрыть информацию об ошибке нужно как можно скорее после ее возникновения [36]. Обычно пациенты не ожидают того, что может случиться ошибка. Следовательно, срок раскрытия информации важен. Он необходим так же, как и общие предосторожности и рекомендации насчет того, как сообщать плохие новости [37-39]. Нужно помнить, что у таких откровений обычно неожиданный характер. Врач должен принимать во внимание тот факт, что эта информация является не только сюрпризом для пациента, но и, вероятно, приведет к нестабильности эмоций. Эти новости могут быть угрозой для жизни и кардинально менять жизнь людей [34,37]. Исследования показывают, что сроки раскрытия влияют на понимание раскрываемой информации, особенно в неожиданных ситуациях [35,36]. Следовательно, необходимо тщательно выбирать время, когда пациенты не заняты и могут уделить внимание раскрываемой информации.

Присутствие других людей

Поскольку раскрытие информации о медицинской ошибке является неожиданным и личным событием для пациентов, они могут желать или не желать присутствия других людей во время разговора с врачом. Лучше всего, если врачи скажут, что у них есть важная информация о состоянии пациента, которую они хотят сообщить. Также стоит спросить пациента о том, комфортно ли для него присутствие членов семьи или друзей. Этот вопрос связывает открытость медика и уважение к пациенту, членам семьи и прочим вовлеченным в процесс людям. В случае, когда пациент не способен анализировать информацию или недееспособен по различным причинам, те же вопросы нужно задать членам семьи или опекунам.

Содержание сообщений об ошибках их последовательность раскрытия

Для решения этой задачи необходимо решение двух проблем: 1) стратегии сообщения информации, влияющие на доверительные отношения между врачом и пациентом 2) логическая последовательность разговора для эффективной беседы об ошибке.

Укрепление или подрыв доверия

Построение сообщений для раскрытия ошибок должно учитывать как их содержание, так и взаимоотношения между врачом и пациентом. Отношение пациентов к медикам влияет на их интерпретацию информации о медицинской ошибке [2,25]. Следовательно, есть стратегии сообщения информации о медицинских ошибках, которых следует избегать(Таблица 3). Уход от них может помочь преодолеть препятствия и с большей вероятностью сохранить доверительные отношения между доктором и пациентом.

Таблица 3. Стратегии диалога о раскрытии ошибки, которые следует избегать

Стратегия сообщения	Пример
Блокирование вопросов	«Давайте не будем беспокоиться об этом сейчас»
Перенаправление разговора на менее значимые аспекты ошибки	«Я хочу сосредоточиться на том что сейчас лучше, а не на том, что вызвало проблему»
Пренебрежение ответами на вопросы	«Не беспокойтесь об этом. Завтра мы начнем лечение»
Возложение вины на пациента/членов семьи	«К сожалению, если бы ваш вес и диабет находились под контролем, маловероятно что это несчастье произошло»
Перегрузка пациента/членов семьи информацией	«Во время операции желчный проток, который переносит желчь из печени до желчного пузыря был ранен, поэтому воспаление длилось так долго; кроме того из-за сахарного диабета раны долго не заживали, и желчный проток начал течь»
Обвинение системы	«Из-за того, что больница обслуживает большое количество пациентов, у нас недостаточно персонала для отслеживания всех проблем. Если бы у нас было больше сотрудников, то данная ошибка никогда бы не произошла»

Последовательность сообщения информации о ошибках

Чтобы правильно сообщить о медицинской ошибке пациенту, необходимо соблюдать логическую последовательность. Это согласуется с лучшими доказательными практиками. Логическая последовательность касается и способности достигнуть удовлетворительного соответствия между раскрытием информации и делом [5,21]. Предполагаемая последовательность информирования об ошибке:

1) прогнозирование;
2) пошаговое раскрытие информации;
3) принесение извинений.

Важно спрогнозировать первоначальное заявление о том, что что-то пошло не так. Это позволит ментально и эмоционально подготовить пациента к получению информации о медицинской ошибке. Например, при подготовке к встрече Доктор А. может позвонить и сказать: «Миссис Г., есть важная информация о вашей болезни, нам с Вами необходимо поговорить об этом».

Этапность — следующий шаг в логической последовательности информирования. Другими словами, врач должен разработать последовательность сообщений, которая содержит детали о причине медицинской ошибки, используя простой язык [40]. Последовательность предполагает, что врач должен сообщать дополнительную информацию, когда понимает, что пациент понял предыдущую информацию.

Это даст пациентам время, чтобы понять дополнительные детали, которые могут быть упущены в предыдущих сообщениях. Стресс от услышанной информации о медицинской ошибке требует «времени принятия». Сообщая информацию поэтапно, вы с большей вероятностью преодолеете возможные недопонимания [5]. Исследования говорят о том, что люди судят об общении на основании того, является ли информация негативной или позитивной, а также о степени ее актуальности [41]. Сообщение о медицинских ошибках является негативной и неожиданной информацией. Она имеет прямое отношение к пациенту, и потому требует от пациентов когнитивных усилий. Поэтому пациентам необходимо предоставить возможность обдумать информацию без ощущения того, что врач должен перейти к обсуждению других вещей.

Если говорить о содержании информации об ошибке, исследования показывают, что пациенты хотят услышать от врачей данные целиком. Они как правило знают, что хотят услышать [22].

В соответствии с коммуникативной теорией управления конфиденциальностью, любое раскрытие информации об ошибке должно быть полностью признавать права пациента на полную информацию, связанную с инцидентом. Необходимо также подробно говорить о вреде, связанном с медицинской ошибкой. Диалог с пациентом о медицинской ошибке должен быть максимально правдивым [42].

Полное извинение завершает алгоритм диалога о медицинской ошибке. Две главные цели извинения перед пациентами включают в себя:
1) сообщение о том, что врачи хотят оказать эмоциональную поддержку;
2) признание факта, что врач/больница вынесли для себя из этой ошибки [26].

Первая цель иллюстрирует аспекты отношения врача к ситуации, а вторая цель ориентирована на результат. Следовательно, в извинение входят заявления, признающие любое несоответствующее поведение или неподходящее действие. Кроме того, в извинении должно быть также обещание в будущем действовать более адекватно ситуации или исправить те обстоятельства, которые привели к ненадлежащем действиям или результату [43]. Подлинные извинения такого рода не являются оправданием за ошибки, в которых врачи заявляют, что это не их вина. Кроме того, извинения не включают утверждения, в которых отрицается тот факт, что произошла медицинская ошибка. Вместо этого медики берут ответственность и вину на себя, обещают изменить ситуацию и объясняют те обстоятельства, которые привели к ошибке. Один из наиболее важных аспектов выстраивания извинений — противостояние соблазну заменить извинение на просьбу о прощении. В противном случае извинения могут быть скомпрометированы. Просьба о прощении прежде всего сфокусирована на нуждах врача. Правильные и эффективные извинения должны быть направлены только на потребности пациента.

Доктор А позвонил миссис Г в больницу и назначил время для ее посещения. По телефону он ей сообщил, что у него есть важная информация о ее болезни, которую необходимо обсудить и предложил, если есть члены семьи, которые должны присутствовать на разговоре, то они должны быть предупреждены. Доктор А с тревогой вошел в палату миссис Г., зная, что разговор будет трудным для него, миссис Г. и членов ее семьи. Он присел и сказал, что у него есть информация для нее, что могло повлиять на возникновения проблем с обходным сосудистым шунтом. Он объяснил ее о лабораторных значениях прошлой недели, и что они были переданы без пометки для просмотра. Он сказал, что увеличение дозы варфарина помогло бы избежать ее нынешней ситуации. Он также был честен заявив, что ошибка произошла в его офисе, и что он виновен в этом. Миссис Г. задала несколько вопросов, относительно шагов, которые привели к ошибке и спросила, как могла произойти такая ошибка. Доктор А сделал все возможное, чтобы честно ответить на все вопросы. Муж миссис Г. был расстроен ситуацией и спросил, могут ли случиться такие ситуации в будущем. Доктор А рассказал о новом рабочем порядке в отношении всех пациентов, получающих варфарин и отметил, что его практика работает над автоматическим мониторингом МНО с помощью медицинской информационной системы, которая поможет предупредить врачей о субтерапевтических значениях МНО. Он также информирован мистера Г. о новом портале для пациентов, позволяющим получить быстрый доступ к результатам лабораторных значений, чтобы они также могли следить за результатами своих лабораторных показателей.

У миссис Г. была достигнута реваскуляризация бедренного шунта на следующий день.

Заключение

Раскрытие медицинских ошибок требует предварительного анализа. Оно необходимо для эффективного и сострадательного диалога с пациентом. Этическое требование в виде раскрытия информации об ошибке и личное желание врачей умолчать о ней создают дилемму конфиденциальности. Эта дилемма сопровождает диалог об ошибке. Коммуникационный план предлагает возможный способ борьбы с дилеммой конфиденциальности. Это возможно, если разрабатывать и затем управлять стратегией преодоления неадекватных способов донесения до пациентов информации об ошибках [5,9,21].

В данном обсуждении подчеркивается, что перед диалогом с пациентом врачу нужно уменьшить свое эмоциональное напряжение, если оно есть. Обсуждая чувство вины или стыда с коллегами, медики с большей вероятностью лично смирятся с ошибкой. Кроме того, если использовать конкретные типы стратегий для помощи в диалоге с пациентом, можно сохранить доверительные отношения с ним.

Следование плану раскрытия информации о медицинских ошибках обеспечивает этический процесс раскрытия информации. Он основан на доказательствах. Таким образом, во время диалога с пациентом о событиях, сопровождающих медицинские ошибки, в фокусе оказываются честность врача и сохранение доверия между ним и пациентом. Предложенный план создается из наблюдений, основывается на теории и проверяется в исследованиях, а следующим шагом должна стать проверка предложенного в данной статье плана. Наличие более упорядоченного подхода поможет врачам раскрывать информацию о медицинской ошибке быстро и эффективно.

Список литературы:

1. Kaldjian LC, Jones EW, Rosenthal GE. Facilitating and impeding factors for physicians’ error disclosure: a structured literature review. Jt Comm J Qual Patient Saf 2006 Apr;32(4):188-98.

2. Mazor KM, Simon SR, Gurwitz JH. Communicating with patients about medical errors: a review of the literature. Arch Intern Med 2004 Aug 9-23;164(15):1690-7. DOI: http://dx.doi.org/10.1001/archinte.164.15.1690

3. Helmchen LA, Richards MR, McDonald TB. How does routine disclosure of medical error affect patients’ propensity to sue and their assessment of provider quality? Evidence from survey data. Med Care 2010 Nov;48(11);955-61. DOI: http://dx.doi.org/10.1097/MLR.0b013e3181eaf84d

4. Woodward HI, Mytton OT, Lemer C, et al. What have we learned about interventions to reduce medical errors? Ann Rev Public Health 2010; 31:479-97. DOI: http://dx.doi.org/10.1146/annurev.publhealth.012809.103544

5. Petronio S. Boundaries of privacy: dialectics of disclosure. New York, NY: SUNY Press; 2002 Oct 1.

6. Hébert PC. Disclosure of adverse events and errors in healthcare: an ethical perspective. Drug Saf 2001;24(15):1095-104.

7. Berlinger N, Wu AW. Subtracting insult from injury: addressing cultural expectations in the disclosure of medical error. J Med Ethics 2005 Feb;31(2);106-8. DOI: http://dx.doi.org/10.1136/jme.2003.005538

8. Petronio S, Jones S, Morr MC. Family privacy dilemmas: managing communication boundaries within family groups. In: Frey LR, editor. Group communication in context: studying bona fide groups. Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum Associates, Inc, Publishers; 2003. p 23-56.

9. Allman J. Bearing the burden or baring the soul: physicians’ self-disclosure and boundary management regarding medical mistakes. Health Commun 1998;10(2):175-97. DOI: http://dx.doi.org/10.1207/s15327027hc1002_4

10. Kaldjian LC, Jones EW, Wu BJ, Forman-Hoffman VL, Levi BH, Rosenthal GE. Disclosing medical errors to patients: attitudes and practices of physicians and trainees. J Gen Intern Med 2007 Jul;22(7):988-96. DOI: http://dx.doi.org/10.1007/s11606-007-0227-z

11. Christensen JF, Levinson W, Dunn PM. The heart of darkness: the impact of perceived mistakes on physicians. J Gen Intern Med 1992 Jul-Aug;7(4):424-31. DOI: http://dx.doi.org/10.1007/BF02599161

12. Brennan TA, Sox CM, Burstin HR. Relation between negligent adverse events and the outcomes of medical-malpractice litigation. N Engl J Med 1996 Dec 26;335(26):1963-7. DOI: http://dx.doi.org/10.1056/NEJM199612263352606

13. Woolf SH, Kuzel AJ, Dovey SM, Phillips RL Jr. A string of mistakes: the importance of cascade analysis in describing, counting, and preventing medical errors. Ann Fam Med 2004 Jul-Aug;2(4):317-26. DOI: http://dx.doi. org/10.1370/afm.126

14. Penson RT, Svendsen SS, Chabner BA, Lynch TJ Jr, Levinson W. Medical mistakes: a workshop on personal perspectives. Oncologist 2001;6(1):92-9. DOI: http://dx.doi.org/10.1634/theoncologist.6-1-92

15. Hannawa AF. Negotiating medical virtues: toward the development of a physician mistake disclosure model. Health Commun 2009 Jul;24(5):391-9. DOI: http://dx.doi.org/10.1080/10410230903023279

16. Delbanco T, Bell SK. Guilty, afraid, and alone—struggling with medical error. N Engl J Med 2007 Oct 25;357(17):1682-3. DOI: http://dx.doi.org/10.1056/ NEJMp078104

17. Petronio S. Impact of medical mistakes: navigating work-family boundaries for physicians and their families. Commun Monogr 2006;73(4):463-7. DOI: http://dx.doi.org/10.1080/03637750601061174

18. Bylund CL, Peterson EB, Cameron KA. A practitioner’s guide to interpersonal communication theory: an overview and exploration of selected theories. Patient Educ Couns 2012 Jun;87(3):261-7. DOI: http://dx.doi.org/10.1016/j. pec.2011.10.006

19. Helft PR, Petronio S. Communication pitfalls with cancer patients: “hit-andrun” deliveries of bad news. J Am Coll Surg 2007 Dec;205(6):807-11. DOI: http://dx.doi.org/10.1016/j.jamcollsurg.2007.07.022

20. Petronio S, Dicorcia MJ, Duggan A. Navigating ethics of physician-patient confidentiality: a communication privacy management analysis. Perm J 2012 Fall;16(4):41-5. DOI: http://dx.doi.org/10.7812/TPP/12-042

21. Petronio S, Sweeney-Lewis S. Medical disclosure in oncology among families, patients, and providers: a communication privacy management perspective. In: Miller-Day M, editor. Family communication, connections, and health transitions. New York, NY: Peter Lang Publishing, Inc; 2010 Nov 11. p 269-96.

22. Gallagher TH, Waterman AD, Ebers AG, Fraser VJ, Levinson W. Patients’ and physicians’ attitudes regarding the disclosure of medical errors. JAMA 2003 Feb 26;289(8):1001-7. DOI: http://dx.doi.org/10.1001/jama.289.8.1001

23. Kaldjian LC, Jones EW, Wu BJ, Forman-Hoffman VL, Levi BH, Rosenthal GE. Reporting medical errors to improve patient safety: a survey of physicians in teaching hospitals. Arch Intern Med 2008 Jan 14;168(1):40-6. DOI: http://dx.doi.org/10.1001/archinternmed.2007.12

24. Gabbard GO. The role of compulsiveness in the normal physician. JAMA 1985 Nov 22-29;254(20):2926-9. DOI:http://dx.doi.org/10.1001/jama.1985.03360200078031

25. Beckman HB, Markakis KM, Suchman AL, Frankel RM. The doctor-patient
relationship and malpractice. Lessons from plaintiff depositions. Arch Intern Med 1994 Jun 27;154(12):1365-70. DOI: http://dx.doi.org/10.1001/archinte.1994.00420120093010

26. Wilson J, McCaffrey R. Disclosure of medical errors to patients. Medsurg Nurs 2005 Oct;14(5):319-23.

27. Pennebaker JW. Emotion, disclosure, and health: an overview. In: Pennebaker JW, editor. Emotion, disclosure, & health. Washington, DC: American Psychological Association; 1995 Aug. p 3-10. DOI: http://dx.doi. org/10.1037/10182-015

28. Allman JL. Bearing the burden or baring the soul: physicians’ self-disclosure and boundary management regarding medical mistakes [dissertation]. Norman, Oklahoma: University of Oklahoma; 1995.

29. Lane JD, Wegner DM. The cognitive consequences of secrecy. J Pers Soc Psychol 1995;69(2):237-53. DOI: http://dx.doi.org/10.1037/0022-3514.69.2.237

30. Vincent C. Understanding and responding to adverse events. N Engl J Med 2003 Mar 13;348(11):1051-6. DOI: http://dx.doi.org/10.1056/NEJMhpr020760

31. Case DO, Andrews JE, Johnson JD, Allard SL. Avoiding versus seeking: the relationship of information seeking to avoidance, blunting, coping, dissonance, and related concepts. J Med Libr Assoc 2005 Jul;93(3):353-62.

32. Afifi WA, Weiner JL. Introduction. Information-seeking across contexts. Hum Commun Res 2002 Apr;28(2):207-12. DOI: http://dx.doi.org/10.1111/j.1468 2958.2002.tb00803.x

33. Kuzel AJ, Woolf SH, Gilchrist VJ, et al. Patient reports of preventable problems and harms in primary health care. Ann Fam Med 2004 Jul-Aug;2(4):333-40. DOI: http://dx.doi.org/10.1370/afm.220

34. Eggly S, Penner L, Albrecht TL, et al. Discussing bad news in the outpatient oncology clinic: rethinking current communication guidelines. J Clin Oncol 2006 Feb 1;24(4):716-9. DOI: http://dx.doi.org/10.1200/JCO.2005.03.0577

35. Derlega VJ, Metts S, Petronio S, Margulis ST. Self-disclosure. Newbury Park, CA: SAGE Publications, Inc; 1993.

36. Koh TH, Alcock G. Open disclosure: appropriate timing is crucial. Int J Qual Health Care 2007 Oct;19(5):326. DOI: http://dx.doi.org/10.1093/intqhc/ mzm036

37. Baile WF, Buckman R, Lenzi R, Glober G, Beale EA, Kudelka AP. SPIKES—asix-step protocol for delivering bad news: application to the patient with cancer. Oncologist 2000;5(4):302-11. DOI: http://dx.doi.org/10.1634/theoncologist. 5-4-302

38. Ptacek JT, Eberhardt TL. Breaking bad news. A review of the literature. JAMA 1996 Aug 14;276(6):496-502. DOI: http://dx.doi.org/10.1001/ jama.1996.03540060072041

39. Back AL, Arnold RM, Baile WF, Tulsky JA, Fryer-Edwards K. Approaching difficult communication tasks in oncology. CA Cancer J Clin 2005 May- Jun;55(3):164-77. DOI: http://dx.doi.org/10.3322/canjclin.55.3.164

40. Petronio S, Reeder HM, Hecht ML, Mon’t Ros-Mendoza T. Disclosure of sexual abuse by children and adolescents. J Appl Commun Res 1996;24(3):181-99. DOI: http://dx.doi.org/10.1080/00909889609365450

41. Bradbury TN, Fincham FD. Affect and cognition in close relationships: towards an integrative model. Cogn Emot 1987;1(1):59-87. DOI: http://dx.doi.org/10.1080/02699938708408364

42. Lamb R. Open disclosure: the only approach to medical error. Qual Saf Health Care 2004 Feb;13(1):3-5. DOI: http://dx.doi.org/10.1136/qshc.2003.008631

43. Schonbach P. A category system for account phases. Eur J Soc Psychol 1980 Apr/Jun;10(2):195-200. DOI: http://dx.doi.org/10.1002/ejsp.2420100206

Источник

В 2016 году американская больница Brigham and Womenʼs Hospital завела блог, в котором стала публиковать подробные разборы ошибок своего персонала — неверные диагнозы и назначения, тяжелые последствия операций.

Человека, далекого от медицины, эти истории могут возмутить — он сочтет, что таких врачей и медсестер надо гнать из профессии. Но ошибки в медицине происходят постоянно. Вопрос в том, как реагировать на них, чтобы постараться предотвратить их в будущем. В России традиционно такие случаи рассматривают суды, не имеющие никакого отношения к медицине, и все заканчивается тем, что наказывают крайнего. Но все чаще в частных и некоторых государственных клиниках — в основном по личной инициативе — вводятся стандарты, которые позволяют избежать врачебных ошибок. «Медуза» рассказывает, как ошибаются врачи и как с этим можно бороться.

Что такое врачебная ошибка?

На этот вопрос можно отвечать, по меньшей мере, с двух точек зрения — медицинской и юридической. Но в России четкого ответа нет ни у врачей, ни у юристов. Можно ли назвать ошибкой ситуацию, когда хирург задел крупный сосуд и началось серьезное кровотечение? А если при этом в больнице отключили свет в самый ответственный момент? А если у хирурга было похмелье? А если сосуд находился там, где его нет у 999 людей из 1000? Что в этом случае называть ошибкой, что халатностью, что осложнением, которое нельзя было предотвратить?

В российском законодательстве нет понятия «врачебная ошибка». Врачей часто судят по уголовным статьям о халатности и о причинении вреда или смерти по неосторожности. В суде обычно выслушивают мнение приглашенного эксперта, но примет ли его во внимание судья, зависит от его личного выбора.

В других странах — к примеру, в США, — есть более четкое определение. Врачебная ошибка — это ситуация, когда врач выбрал неправильный план действий или выбрал правильный, но не следовал ему, и в результате пациент пострадал. Допустим, врач заказал нужные исследования, но пропустил в результатах зашкаливающий уровень сахара. Или списал симптомы аппендицита на пищевое отравление и отправил пациента домой. Причин для этого может быть множество: от простой некомпетентности до проблем системы, когда врач много работает и почти не спит, потому что больше работать некому.

Однако многие врачебные ошибки можно предотвратить, причем некоторые — на 100%. Например, считается, что ошибок из категории «не та сторона, не та процедура, не тот пациент» в хирургии можно избежать полностью. То есть можно сделать так, чтобы никто и никогда не удалял почку не у того человека — или не удалял правую вместо левой. Тем не менее, такие ошибки до сих пор встречаются регулярно. Скажем, в 2016 году в Массачусетсе (США) хирург удалил почку не тому пациенту — тезке человека, действительно нуждавшегося в такой операции. Среднестатистическая больница сталкивается с одним таким происшествием раз в 5–10 лет. Но и раз в 5–10 лет — это слишком часто. Значит, нужно следовать четким правилам.

Самый важный список

За те девять месяцев, что Денис Проценко работает главным врачом в московской Городской клинической больнице им. С. С. Юдина, число умирающих пациентов в ней упало на процент — это несколько сотен жизней в год. На такой результат повлияло сразу много факторов. В больнице отказались от закупки препаратов без доказанной эффективности вроде «Мексидола» или зеленки. Ощутимо поменялся коллектив. А еще там начали последовательно бороться с ошибками. И в этой войне сложно придумать более простое, действенное и бюджетное оружие, чем чек-листы. Руководители некоторых больниц это уже самостоятельно осознали и по собственной инициативе решили внедрять такой инструмент.

Чек-лист — список важных действий при какой-то процедуре, о которых врачи и медсестры могут забыть. Ввести антибиотики за полчаса до начала операции (не раньше и не позже), проверить, отмечено ли место вмешательства особым образом, попросить пациента подтвердить свое имя. Эта идея пришла из авиации — у летчиков есть сразу несколько чек-листов, которые постоянно обновляются. Они нужны и в рядовых ситуациях, чтобы ничего не упустить (например, перед полетом), и в экстренных, когда простые меры можно принимать по чек-листу, а мозг освободить для более сложных решений.

«Очень часто врачебная ошибка возникает из-за того, что упускают один из этапов протокола обследования, — объясняет Денис Проценко. — Например, пациента сбила машина, он попадает к нам в бессознательном состоянии и не двигает руками. Почему? Может, потому что он был пьяный или у него черепно-мозговая травма. Через три недели черепно-мозговая травма проходит, движение не восстанавливается. Оказывается, ему не сделали рентген или КТшейного отдела позвоночника, а там осложненный перелом. Это ошибка. Вместе с КТ головного мозга, груди, органов брюшной полости необходимо сделать и это исследование вне зависимости от внешних проявлений травмы».

В ГКБ имени Юдина перед плановыми операциями используют адаптированный чек-лист, составленный экспертами Всемирной организации здравоохранения. Для экстренных ситуаций организационно-методический отдел НИИ организации здравоохранения вместе с заинтересованными в улучшении результатов руководителями службы анестезиологии и реаниматологии крупнейших московских стационаров (Первой градской больницы, ГКБ им. С. П. Боткина и других) перевел чек-листы Гарвардской школы здравоохранения и Brigham and Womenʼs Hospital. «Эти чек-листы специально написаны без „воды“; что-то случилось в операционной — схватил и просто делай раз-два-три, — говорит заместитель главного врача по анестезиологии и реанимации ГКБ им. Юдина Дмитрий Трощанский. — Они висят на кольцах, одна страница — одна ситуация. Чтобы удобнее было читать, мы специально выбрали гельветику».

Шесть правил

Группа медицинских компаний «Фэнтези» (в нее входит сеть стоматологий «Дентал Фэнтези», Belgravia Dental Studio и детская клиника «Фэнтези») — одна из трех медицинских организаций в России, прошедших аккредитацию Joint Commission International (JCI). Это значит, что в сертифицированных амбулаторных клиниках соблюдают требования 144 международных стандартов качества и безопасности (для стационаров — 250 стандартов). Joint Commission International — одна из самых авторитетных организаций в мире, устанавливающая стандарты работы клиник: американцам, выезжающим за рубеж, официально рекомендуется обращаться только в клиники, аккредитованные JCI. Обязательное условие для аккредитации — это соблюдение шести главных правил.

Первое: правильно идентифицируйте пациента как минимум по двум признакам — фамилия, имя, отчество и год рождения.

«Мы всех пациентов в кабинете просим: назовите, пожалуйста, свою фамилию, имя, отчество и дату рождения, и сверяем это с нашей медицинской картой и с планом лечения, — объясняет генеральный директор ГК „Фэнтези“ Владимир Александровский. — Правда, если пациент ходит к врачу каждый день на протяжении долгого времени, что бывает в стоматологии, а врач в очередной раз говорит: „Назовите ваше имя, отчество и год рождения“, — это может вызывать недоумение. Сначала некоторые наши пациенты раздражались, а теперь привыкли и уже заходя в кабинет с юмором представляются „по форме“».

Второе: все рекомендации и вся медицинская информация от врача к врачу передается только в письменном виде.

«Ошибок, связанных с тем, что в процессе лечения один врач не расслышал то, что сказал ему другой, в медицине огромное количество. В экстренных случаях члены бригады, конечно, ничего не пишут друг другу, но они обязаны произносить вслух назначения по определенному, очень строгому скрипту: наименование препарата, путь введения, доза, время введения. „Набираем 0,5 миллилитра адреналина, вводим подкожно, немедленно“. — „Да, доктор, набираю 0,5 миллилитра адреналина, ввожу подкожно сейчас“».

Третье: нужно особым образом построить работу с медикаментами высокого риска, которые при неправильной дозировке и при неправильном введении могут убить человека.

«Весь персонал клиники должен знать их названия, как они выглядят. Кроме того, нужно их особым образом маркировать и хранить в специальных местах с ограниченным доступом».

Четвертое: нужно удостовериться, что хирургическое вмешательство проводится в правильной области.

«Например, для стоматологических пациентов, которых лечат под наркозом, правило такое: пока пациент в сознании, врач еще раз объясняет, что и как ему будут лечить. Кроме того, пациенту специальным медицинским маркером на щеке рисуют стрелочку, которая означает, что вмешательство будет проводиться на этой стороне».

Пятое: надо следить за инфекционным контролем.

«Все врачи должны соблюдать гигиену рук — правильно и вовремя их мыть».

Шестое: надо следить, чтобы посетители клиники не падали.

«Мы определили группы людей с риском к падению: это пожилые люди, которые по оценке нашей регистратуры имеют затруднения при ходьбе, люди с костылями, маленькие дети, пациенты с ограниченными физическими возможностями. Таким пациентам мы надеваем специальные браслеты, и у нас действует правило: если на пациенте браслет с желтой маркой „риск падения“, с ним всегда должен быть персонал — чтобы проводить его в туалет, кабинет и так далее».

«Доносы — это болезненная тема»

Перечисленные правила кажутся очень простыми и легко выполнимыми. Но без постоянного контроля эффекта от их внедрения не будет. История с чек-листами — яркий тому пример. Первые работы, в которых изучалась их эффективность, дали отличные результаты: существенно уменьшилось число смертей, осложнений, повторных операций, инфицирования. Но в дальнейших исследованиях воспроизвести эти успехи не удалось. Когда стали разбираться, в чем дело, выяснилось, что совершенно недостаточно вручить хирургической бригаде чек-лист и надеяться на лучшее — процесс придется контролировать, особенно поначалу. Тем более что некоторые пункты кажутся откровенно лишними и глупыми, и поэтому врачи и медсестры просто-напросто перестают пользоваться этими списками.

«Сначала это действительно сопровождается хихиканьем, — говорит Дмитрий Трощанский, — но нужно идти до конца». Атул Гаванде, один из авторов чек-листа ВОЗ, в своей книге «Чек-лист» признается, что ему поначалу казалось неестественным, когда каждый член хирургической бригады перед операцией представлялся и говорил, за что сегодня отвечает. Но оказалось, что люди благодаря этому чувствуют себя частью команды и чаще дают знать, если что-то, по их мнению, идет не так. Поэтому такой пункт есть в чек-листе.

«Все перечисленные меры, безусловно, очень важны и их выполнения всеми подразделениями и сотрудниками лечебно-профилактических учреждений (ЛПУ) следует упорно добиваться, каким бы сложным и „неестественным“ это ни казалось, — объясняет в письме „Медузе“ главный врач строящейся в Подмосковье Ильинской больницы Алексей Живов. — Это возможно только в рамках единой госпитальной системы управления качеством и рисками, которая вовлекает в свою работу все подразделения и персонал ЛПУ и является органичной частью их работы. Если такую систему возможно выстроить и интегрировать, тогда будет успех. Если же „борьба за качество“ является только делом главного врача и еще нескольких руководителей-энтузиастов, все эти чек-листы и стандартные операционные процедуры останутся лишь красивыми словечками».

Владимир Александровский рассказывает, что JCI требует изменений в корпоративной культуре, в том числе таких, чтобы любая медсестра в интересах пациента могла сделать замечание врачу без страха наказания или порицания. Сейчас далеко не везде это считается нормальным. Но один из главных способов контроля — это именно наблюдение коллег. «Огромную роль играет средний медицинский персонал, а также руководители подразделений больницы (клиник, отделений), — пишет Алексей Живов. — В обязанности практически всех сотрудников [Ильинской больницы] входит своевременный репортинг или докладывание о выявленных рисках или уже случившихся нежелательных явлениях. Огромную роль будет играть правильное ведение медицинской документации, включая заполнение чек-листов».

Если произошла ошибка и пациент пострадал, довольно часто это можно скрыть. «Если ты сообщаешь о нежелательном явлении, ты себя обрекаешь на массу проверок, — говорит Дмитрий Трощанский. — И если ты репортируешь то, что можно скрыть — значит, либо ты кого-то хочешь подставить, либо ты дурак. И переломить это представление очень сложно. Это годы подвижнической работы. Мы пытаемся объяснить, что наша цель — не наказать, а изменить систему».

Но одно дело, когда ты сам сообщаешь о том, что ввел пациенту лекарство не в той дозировке, и другое — когда ты рассказываешь это про коллегу. В любой стране мира такое занятие малоприятно. И с большой вероятностью подобный поступок со стороны коллег будет рассматриваться как донос, особенно если нет понимания, зачем это нужно. «В России внедрить систему открытого обсуждения внутриклинических ошибок — очень трудная задача. С нашей историей, где был сталинизм, когда мои бабушка и дедушка каждую ночь думали, что за ними придут из-за доноса соседей… — говорит Владимир Александровский. — Доносы — это для всех нас болезненная тема, и убедить людей, что оповещение коллег об инцидентах делается в интересах здоровья пациентов, это очень важная цель. Мы регулярно объясняем, почему доложить об ошибках и халатности других — необходимо, почему это не стыдно, почему один на другого не обидится. Это постоянная точка наших усилий».

Без таких отчетов эффективная борьба с ошибками невозможна. Аккредитация JCI предполагает, что после сообщения об ошибке в клинике проводится root cause analysis — анализ первопричин. «Например, недавно у нашей пациентки во время лечения возникла подкожная эмфизема (воздух попал в ткани щеки), — продолжает Владимир Александровский. — Это не очень серьезное осложнение, к счастью. Но во избежание его развития мы после оказания пациентке первой помощи направили ее в больницу (откуда после консультации у хирурга пациентка поехала домой)». Дальше, по словам Александровского, будет разбор с участием лечащего врача, главного врача, медсестры, руководителя клиники и администраторов. Все, кто участвовал в произошедшем, подробно опишут, что случилось и кто что сделал. Затем начнется поиск причины. «Врач, подготовившись, например, скажет, что у этой пациентки были такие-то анатомические особенности, которые не были диагностированы или не были приняты во внимание, — говорит Александровский. — Следующий вопрос: почему это не было диагностировано? Потому что у врача нет достаточной компетенции, например. Почему нет достаточной компетенции? Потому что у нас нет в системе образования этой тематики. То есть мы задаем очень много вопросов, докапываемся до организационной первопричины и создаем план действий. Врачи таких встреч не боятся».

«Нужно другое правовое поле»

Если зайти на сайт Medicare.gov, можно увидеть, как часто случаются послеоперационные осложнения, инфекции и другие предотвратимые события в любой американской клинике. В России такая статистика не просто не публикуется — чаще всего достоверных данных нет вовсе, и даже администрация больницы не знает, какие ошибки допускают врачи и медсестры. В основном все по той же причине — если можно скрыть ошибку, скорее всего, так и сделают; никому не хочется платить штраф из своего кармана или, того хуже, сидеть в тюрьме. За врача в России не заплатит страховая, за него, скорее всего, не заступится больница. И его, возможно, посадят, даже если он успешно прооперировал тысячу больных и в этой ситуации сделал все, что мог, а СМИ легко назовут его врачом-убийцей. Таких историй предостаточно.

В этих условиях пациентам и их родственникам тем более стараются не говорить о произошедшем, потому что на карту поставлена свобода врача. Но некоторые исследования показывают, что грамотное раскрытие ошибки как раз уменьшает риск того, что дело дойдет до суда. «Чем полнее объяснения произошедшего, чем быстрее это сделано и чем эмпатичнее это сделано, тем больше удовлетворенность пациентов и родственников в конфликте, тем меньше вероятности судебных последствий, — объясняет глава отделения хирургической онкологии Mercy Medical Center (США) Вадим Гущин. <…> Ни в одном из компонентов извинения не должно содержаться даже намека на оправдание („это же была сложная операция, рубцовая ткань, необычная анатомия, непредвиденная реакция организма на лекарство“). Все эти оправдания в эмоциональном запале могут казаться правдоподобными докторам, даже очевидными. С точки зрения пациента это хитрость, шитая белыми нитками. Пациент рассчитывает: услышать извинение за конкретную ошибку, понять, кто именно совершил ошибку, узнать, какие меры были предприняты, чтобы этого больше не случилось, и получить компенсацию».

Тем не менее обсуждать ошибки с пациентами российские врачи преимущественно не готовы: если дело, несмотря ни на что, дойдет до суда, то трудно предсказать, адекватно ли оценят твои действия эксперт и судья. «Мы мечтаем работать в ситуации, когда мы можем спокойно рассказать пациентам обо всех ошибках, которые мы совершаем, — говорит Владимир Александровский. — Для этого должна быть такая система, при которой я смогу легитимно и доступно застраховать профессиональную ответственность своих врачей. Я уверен, что в любой организации — что государственной, что частной — существуют случаи, когда ошибки были скрыты от пациента, и для того чтобы это изменить, нужно другое правовое поле».

В такой ситуации публиковать статистику ошибок, кажется, просто невозможно. «Но это абсолютно необходимо, если мы когда-нибудь хотим уменьшить частоту таких ошибок, — пишет Алексей Живов. — Для начала надо знать реальное положение дел, выделить наиболее важные и частые ошибки и риски и сосредоточиться на их предотвращении. Сообщение реальной картины — вопрос политической воли руководства медицинской отрасли. Если оно по сути способствует очковтирательству, данные будут искажаться дальше».

Пока же, если отдельные клиники, которые добросовестно подходят к сбору информации, будут публиковать статистику своих ошибок, они могут сильно испортить свою репутацию; в остальных больницах официальные ошибки по-прежнему будут считаться единичными.

«Пациент может быть чек-листом»

Конечно, никакой нормальный врач не хочет навредить пациенту. Но если он работает в условиях, когда профилактикой ошибок никто не занимается, то пациенту неплохо было бы себя защитить. «Пациент может быть чек-листом, — говорит Денис Проценко, — только он по-разному может задавать вопросы. Можно сказать, как в том анекдоте, „Пива нет“, а можно — „ПИВА НЕТ“. Можно сказать: „Доктор, вы вообще знаете, что меня сюда с аппендицитом привезли?“, а можно — „Доктор, а это точно аппендицит?“ Это то же самое, но только сказано по-разному. И интонации важны для взаимопонимания».

Американская академия семейных врачей советует каждый раз убеждаться, что врач знает, какие препараты вы принимаете, какие у вас есть аллергии, другую важную информацию о вас. Еще хорошо бы уточнять, мыл ли врач руки перед контактом с вами. До операции нужно убедиться, что все члены бригады знают, какое хирургическое вмешательство и на какой стороне вам предстоит.

Если же худшее произошло, то можно попробовать добиться компенсации морального вреда. Но нет никаких гарантий, что такая попытка закончится успехом. Скандалы и жалобы сами по себе вряд ли изменят систему и помогут предотвратить ошибки, если начальство больницы не ищет первопричин. Поэтому в России для таких случаев хорошего алгоритма действий просто нет.

Фото: Виталий Невар / ТАСС / Vida Press

Источник: Медуза

Как сообщалось ранее, если почитать откровения врачей, то общей темой будет то, какие же пациенты бестолковые, не пьют таблетки, не слушаются, режим не соблюдают и т. д. Подробнее читайте: Патернализм врачей и инфантилизм пациентов.

Источник

Опасаются ли медработники, что поставят неверный диагноз, назначат не то лекарство? Или им все равно — есть протоколы лечения, а их дело маленькое?

Теперешним врачам намного легче приходится, чем их коллегам из недавнего(сравнительно) прошлого, потому что теперь можно перед постановкой диагноза опереться на результаты множества анализов, исследований,- чего раньше не делалось.

Раньше врачи обязаны были только по виду пациента, по запаху и т. д. и т. п. диагностировать болезнь, теперь же врачи обречены действовать как в армии(шаг в сторону — расстрел), по результатам исследований существует готовая схема лечения, которой нужно строго придерживаться.

Все рекомендации заносятся в карточку больного. Недавно было, кажется, введено было такое положение: врач обязан по требованию пациента показать записи в карточке.

Конечно, любой врач боится ошибиться, среди них мало монстров, потому что это человеколюбивая профессия. Но немногие из врачей остановятся перед подчисткой карточки больного, если было назначено ошибочное лечение.

автор вопроса выбрал этот ответ лучшим

Альжбета
[96.2K]

4 года назад

Так ведь врачи тоже люди и ничто человеческое им не чуждо.

Врачебная ошибка существует. В современном обществе ошибок будет больше, так как качество врачей снижается. Некоторые врачи умышленно назначают неверное лечение из-за отката.

Бояться критических ошибок, за которыми стоит уголовная ответственность. Справляются по-разному: собираются консилиумы, требуют у консультантов записи в истории болезни, ведением истории болезни.

Конечно есть протоколы и есть прокуроры. Огромное количество жалоб за неверный диагноз и лечение. При этом чаще всего жалобы связанные не с лечением, а с эмоциональным состоянием и желанием найти виновного.

При возможных рисках при проведении процедуры, операции сейчас берется расписка утвержденная на государственном уровне. Без нее никто не начнет что-либо делать. У нас внедрили несколько лет назад, но это мировая практика.

Словен
[68.3K]

4 года назад

Если врач обучаем, с опытом, к тому же не считает зазорным обратиться за помощью к коллегам, то он не боится так сказать накосячить. К тому же, как писали выше, сейчас фундамент, на который опирается врач при постановке диагноза и лечении, больший.

Да и если ты взялся лечить, то даже если есть страх ошибки, его загоняешь куда подальше, чтобы не мешал работать.

Другой вопрос, а будет ли иной раз желание у врача внимательно подходить к вопросам постановки диагноза и лечения, а не формально. Ведь врачи тоже люди и если пациент не хочет лечиться, то и врач относится к нему чисто формально, по стандарту.

Знаете ответ?

Источник

Врачам мы доверяем самое дорогое-здоровье.Что делать , если от их помощи становится только хуже?

Теоретически не имеет. Практически же врач не бог и может ошибаться, как и всякий человек. Другое дело что врачебная ошибка обходится порой очень дорого. Далеко не всегда просто бывает определиться с диагнозом поскольку различные заболевания могут давать очень схожую клинику. В последние лет 15 обычные вроде бы заболевания стали протекать зачастую не типично, болезни вызываются микроорганизмами, которые раньше болезни не вызывали. Мутируют и вирусы и микробы. При нынешней системе медицины (совершенно идиотской надо сказать) затруднена диагностика — поскольку серьезная диагностика требует и больших затрат, надо посылать пациента в областную клинику (это что касается провинции) или в центральные клиники (в сложных случаях) что в нынешней системе весьма затруднительно и накладно для пациента. Отсюда ошибки недо — диагностики. Про подготовку врачей уже умолчу( не всех конечно, но в целом). Все что я привел это не оправдание, но те причины которые приводят к ошибкам.

автор вопроса выбрал этот ответ лучшим

corades
[16K]

9 лет назад

Как и любой живой человек, а не Бог, врач имеет право на ошибку. НО настоящий хороший врач и хороший человек должен осознавать особую ответственность,которая возложена на него, ведь ему доверена человеческая жизнь. Его ошибка может стоить жизни человеку. Впрочем, точно так же и юристы, воспитатели, педагоги, строители, пожарные, спасатели, военные, люди за рулем должны осознавать свою ответственность и понимать, что да, они имеют право на ошибку, но цена ее очень высока.

Людмила Козина
[119K]

9 лет назад

Ни в одной стране нет юридического определения «врачебная ошибка». Поэтому нет возможности предъявления обвинения по этому термину. «Врачебная ошибка» — большое и емкостное понятие. Конечно же, на ум приходит ответ: «Нет не имеет врач права ошибаться. На кону у врача человеческая жизнь». Но наверное нужно учитывать человеческий фактор — недосып, сторонние обстоятельства, собственное нездоровье… Врач — человек, не робот. Но цена ошибки врача слишком высокая.

Вопрос не столько в том- имеет ли врач право на ошибку-а в том,какова ЦЕНА этой

ошибки..Если в результате врачебной ошибки или бездействия умирает человек,то таких ошибок не должно быть…но они есть и они требуют юридической оценки…а юридической оценки-нет и врач- убийца…продолжает работать…

анюта72
[3.4K]

9 лет назад

Хоть раз в жизни каждый врач совершает ошибку.Вопрос в том как он сам к такой ситуации отнесется.Извлечет ли для себя урок,приобретет опыт.Хочется,чтобы никто не пострадал при этом.

Василий1973
[21]

9 лет назад

Нет! У врача не может быть такого права: на чаше весов жизнь человека. И не важно кто этот человек — если врач совершит ошибку и пациент умрёт он автоматически становится убийцей!

Если вы говорите «от их помощи становится хуже», значит этому врачу вы уже не доверяете. Обратитесь к другому врачу в таком случае.

annet191992
[5.9K]

7 лет назад

Нет. Не имеет. От врача зависит развитие,здоровье и самое главное — жизнь. Человек, выбрав профессию врача должен изначально понимать на что он идет. В его руках будущее человека. И малейшая ошибка может привести к печальным последствиям. И неважно, привела она к последствиям или обошлось — всегда есть риск последствия ошибки. Врач должен быть предельно внимателен и досконально изучать пациентов, дабы исключить ошибку. Да, все мы люди, все мы человеки, и нет человека, который ни разу не ошибался. Да, порой бывает сложно поставить верный диагноз и назначить лечение. Да, врач не Бог. Но врач должен сделать больше, чем «максимум», чтобы не совершить ошибку. А если совершает , он должен ее исправить, а если не исправляет — он не должен работать больше врачом (имхо). Ведь причины ошибок обычно банальны: халатность и незнание. А это ни в коем случае не допустимо для врача!

anasteiha
[5.1K]

9 лет назад

С одной стороны все мы люди и имеем право на ошибку. Так же и врач имеет на нее право.

Но с другой стороны если пошел лечить людей , то нужно тщательно подходить к назначению процедур и лекарств. Учитывать все нюансы конституции человека.

Так что имеет врач право на ошибку, не имеет он такого права вопрос очень спорный. Я думаю у каждого человека в голове ответ на этот вопрос найдется свой.

Но лично я скажу любой доктор имеет право на ошибку.

Знаете ответ?

Источник